убедиться, что ее писала прелестная женская рука. Он подбежал к самому фонарю и при слабом свете его стал рассматривать печать.
Она была из голубоватого сургуча, но без герба.
С лихорадочной поспешностью Жак сломал печать и прочел следующее:
«
Почерк был мелкий, четкий, изящный. Возглас удивления вырвался из труди Жака. Подарок судьбы! Бесконечная радость охватила его.
Какой светлый луч разогнал окружавший его мрак!
Эта начальная буква имени! Да, ее звали Полиной, и она была в опасности! Она звала его на помощь! И какова бы ни была эта опасность, он готов был смело идти ей навстречу. И если ему суждено погибнуть, по крайней мере, смерть его не будет такой бесполезной, какой была до сих пор вся его жизнь.
В том экзальтированном состоянии, в каком находился Жак, он не способен был рассуждать. В душе его не было и тени сомнения. Тот, кто сказал бы ему хоть слово о ловушке, вызвал бы в ответ лишь презрительную улыбку.
Почтительный слуга все это время стоял в нескольких шагах от него.
Жак жестом подозвал его к себе.
— Вам приказано принести ответ?
— Точно так, господин граф.
— Скажите, что я выполню все, что от меня ждут.
— Я в точности передам ваш ответ, господин граф, но знаете ли вы где находится.
Слуга сделал небольшую паузу.
— Дом, куда должны вы отправиться?
— Как! Вам известно содержание письма?
— Я уже немолод, сударь, и знаю ее с самого раннего детства.
Мгновенное подозрение закралось в душу Жака. Доверие Полины де Соссэ к лакею показалось ему несколько странным. Но все-таки в этом не было ничего невозможного. И молодой человек решительно отогнал от себя сомнения,
— В самом деле, — сказал он, — я не знаю точно, где этот дом.
Слуга дал ему самые подробные объяснения.
Как известно, дом маркиза де Фаверей стоял при въезде в предместье Сент-Оноре, почти на том месте, где теперь расположены службы английского посольства.
— Самое главное, господин граф, будьте точны, — добавил слуга.
— Буду ровно в полночь.
Инстинктивным Движением Жак поднес руку к карману жилета. Но вдруг горькое воспоминание обожгло его, словно раскаленное железо. Несколько бывших у него с собой луидоров принадлежали не ему! То были деньги той женщины!
Кроме того, лакей уже собрался уходить.
— Граф не желает ничего приказать более?
— Нет, ничего. Ступайте!
Лакей поклонился и исчез в темноте.
Жак еще раз прочел письмо и покрыл его поцелуями.
Затем он, воспрянувший духом, воодушевленный и решительный, направился к Парижу. Он не мог видеть, как лакей, сделав несколько шагов по направлению к заставе, неожиданно свернул в сторону, выждал немного, затем пересек шоссе, вернулся назад и снова направился к воротам Мальо.
— О, на этот раз ты не уйдешь от меня, болван! — проворчал он сквозь зубы, быстро шагая по направлению к дому, из которого только что бежал Жак.
После того, как за ним закрылась дверь, герцогиня де Торрес бессильно опустилась на колени, подавленная, уничтоженная ужасным проклятием того, кого считала навеки связанным с ней. Долго оставалась она в этом положении. Глаза ее были устремлены в одну точку. Крупные слезы текли по ее щекам. Да, она плакала! Эта женщина, игравшая сердцами других, теперь сама изнемогала под бременем страсти. Скольких прогнала она от себя! Теперь ее саму бросили со словами презрения и проклятия!
Страшное возмездие рока! И что всего ужаснее, она любила Жака той безумной, лихорадочной страстью, которая иногда клокочет в сердцах куртизанок, подобно огню под пеплом уснувшего, но не погасшего вулкана.
Это порочное, развратное существо всецело было поглощено любовью, которая заглушила в ней на время все дурные инстинкты.
Если бы он только захотел, она была бы его рабой, покорной и преданной, как собака, она валялась бы у него в ногах, униженно вымаливая его ласки, она с радостью готова была бы принять от него даже побои.
Она обливалась слезами, истинными, горючими слезами. Впервые чувствовала она себя оскорбленной.
— Проклятая! Проклятая! — шепотом твердила Изабелла.
Вдруг чья-то рука опустилась ей на плечо.
Изабелла дико вскрикнула и вскочила на ноги.
Перед ней стоял мужчина, лакей в черной одежде, с кокардой на шляпе.
Она испугалась. Этот человек был ей незнаком. Она хотела позвать на помощь, но слова замерли у нее на губах.
Быстрым движением незнакомец сорвал парик и бакенбарды.
— Манкаль! — вскрикнула герцогиня.
— Он самый.
— Что тебе нужно? Зачем ты явился сюда, как привидение, вышедшее из гроба?
Она в ужасе отступила, протянув вперед руки, как бы желая отогнать от себя страшный призрак.
Бискар — это был он — с громким смехом опустился на стул.
— Так ты считала меня мертвым! — сказал он. — Вот как герцогиня Торрес принимает своего давнего друга и советника. Нет, нет, моя красавица, я не призрак. Я человек, и пришел завершить начатое дело!
— Дело ненависти и злобы! О, будь ты проклят, который бросил меня на дорогу, где я нашла только горе и отчаяние!
— Ба! О чем это ты так сокрушаешься?
— Не ты ли поставил мне на пути этого человека, этого Жака.
— Виноват! Я перебью тебя! Вспомни, как все это было! Я тебе сказал: «Внуши ему любовь к себе!» Я не говорил: «Полюби его!»
Герцогиня печально склонила голову.
— Я не верю своим глазам, — продолжал своим металлическим голосом Бискар, — та ли это Изабелла, сердце которой не было доступно никакому человеческому чувству? Та ли это женщина, прозванная Тенией, которая теперь плачет и приходит в отчаяние от того, что один из любовников бросил ее?
— Как! Разве ты знаешь?
— Все! Я знаю, что честному Сильвереалю пришла невероятная мысль явиться оспаривать тебя у твоего избранника. Мне известно также, что он открыл Жаку твое прошлое, и что открытие это сильно разочаровало благородного графа де Шерлю!
— Замолчи! Замолчи! — перебила его герцогиня.
Потом она вдруг выпрямилась и схватила Бискара за руку.
