украшая их золотом и драгоценными камнями! Неразрешимая загадка, перед которой оказывается бессильным человеческий ум!
Среди всех этих памятников особенно выделялся один, с сорока двумя башнями. На берегу глубокого озера, отражающего в своих голубых водах склоненные над ним пальмы, юкки, бананы, возвышалась каменная ограда с галереей из квадратных колонн, прикрытая сбоку контрфорсами с верхушками, украшенными затейливой резьбой.
Внутри этой ограды возвышались сорок две куполообразных башенки, увенчанные золотыми шпилями. Завершал композицию один огромный купол. Как изящны были все эти постройки, выглядевшие нежным мраморным кружевом или бахромой!
И вот теперь вся эта роскошь, все это величие забыты, и никому не известные, постепенно разрушаются безжалостным временем.
Трудно сказать, к какой эпохе можно отнести могущество Ангоры, о котором свидетельствуют ее развалины, даже в период разрушения более замечательные, чем наши самые гордые памятники в эпоху их процветания. От всего этого могущества остались одни только камни, но как красноречиво говорят они о силе, гении, терпении, таланте, богатстве кхмеров, или прежних жителей Камбоджи!
Солнце только что встало. Золотистые лучи его ласкали зеркальную поверхность большого озера, красиво отражаясь в глубине его вод.
Природа пробуждалась. В лесу раздавалось веселое чириканье птиц и жужжание насекомых.
Всюду царили глубокая тишина и безмолвие.
Вдруг на воде обозначились какие-то три черные точки, быстро пробиравшиеся среди зарослей камыша.
Это были три пироги, управляемые искусными гребцами. На носу первой из них стоял человек с обнаженной головой и развевающимися по ветру волосами.
Пристальным взглядом смотрел он в непроницаемую завесу густого леса, черневшего на горизонте.
Возле него сидел другой, казалось, погруженный в глубокие размышления. В руках у него была какая-то рукопись, с которой он не спускал глаз.
Первый был Бискар, второй — Эксюпер.
Как изменился Царь Волков за это короткое время!
Исхудавшее лицо его носило на себе следы глубоких страданий, щеки с сильно выдающимися скулами были какого-то землистого цвета, впалые глаза сверкали лихорадочным блеском, а иссохшие руки были судорожно сжаты.
Преступная шайка потерпела ужасный урон. Волки сильно пострадали от наводнения, заставшего их врасплох, когда они высадились на берег. Второй удар нанесла лихорадка, свирепствовавшая в этой местности.
Их было сто. Умерло восемьдесят. Сам Бискар чувствовал уже на себе холодную руку смерти.
Каким чудом спасся он? Как удалось ему прогнать от себя это чудовище?
А Жак? Жак заболел одним из первых и, упав в изнеможении на дороге, был увлечен разъяренным потоком.
Крик бешенства вырвался из груди Бискара.
Месть ускользнула из его рук!
Жак был предметом его ненависти, чувства, в котором заключалась вся его жизнь, и вдруг это было отнято у него глупейшим капризом судьбы.
Так рушились все его мстительные планы, осуществления которых добивался он ценой стольких опасностей и преступлений!
Тогда, еще в битве на море, он видел, как Мария де Фаверей упала, сраженная выстрелом. Без сомнения, и она тоже умерла!
И Бискар злобно скрежетал зубами: он боялся, чтобы эти два существа, которые он разделил при жизни, не соединились там, за гробом.
Что было ему теперь в той цели, которую он преследовал! Вокруг него смерть безжалостно продолжала снимать свою ужасную жатву. Хромой Жан уже пал ее жертвой, Маладретт тоже. Бандиты валились, как колосья, и уже больше не вставали. И сам Бискар уже готовился вскоре отправиться к праотцам.
Однако он остался жив.
И те, которым удалось вместе с ним уйти от ужасного бича, — их было человек двадцать — требовали, чтобы он вел их вперед к цели своего путешествия.
Бискар обещал им несметные богатства, дал слово разделить с ним свое будущее царство. Он не имел права отступать.
Мало-помалу, к Бискару возвратилась прежняя энергия, которую болезнь поколебала было на время. Ненависть, которую он не мог утолить по отношению к тем, которые были похищены у него смертью, снова вспыхнула в нем сильнее прежнего, но теперь она уже распространялась на все человечество. Опять им овладело стремление стать Царем Зла, стремление, от которого он готов был уже отказаться в минуту отчаяния, изнуренный болезнью и сильными нравственными потрясениями.
Он мечтал теперь о жестокой мести обществу, которое он презирал и проклинал.
Какой дикой радостью упивался он при мысли об ужасных страданиях, которые приготовит он людям, и как вопли несчастных дойдут до тех, которые были теперь уже неуловимы для него, до Марии, до Жака, и заставят их в могиле бояться его мести.
Странная вещь! Ужасный бич не коснулся Эксюпера. Он был точно неуязвим.
Вступив на почву Востока, он чувствовал себя как бы дома, как будто после долгого странствования по чужим землям он снова возвратился в дорогое отечество, уже давно им оплакиваемое.
Тропический климат, так губительно действующий на спутников Эксюпера, совершенно неожиданным образом способствовал его здоровью и бодрости духа.
Эксюпер относился безучастно ко всему окружающему, ничего не замечая, нисколько не догадываясь об ужасных планах, зревших в голове Бискара. Всем существом своим стремился он в этот заповедный край, где его с нетерпением ждали сокровенные тайны науки.
Эксюпер руководил экспедицией. Пользуясь указаниями одной португальской рукописи, он отыскал путь, который должен был привести их к развалинам столицы кхмеров.
Преодолевая тысячи препятствий, небольшая шайка смело двигалась вперед, поддерживаемая какими-то неясными стремлениями, смелыми надеждами на славу и богатство в будущем, но, скорее, почтением и страхом, которые внушал им Бискар.
Этот ловкий лицемер оставался для всех повелителем даже в те, правда, редкие минуты, когда сам он изнемогал под бременем неудач и сильных душевных потрясений. Это безрассудно смелое предприятие ставило его в глазах этих примитивных невежд на какой-то недосягаемо высокий пьедестал.
Они верили в него, как в Бога, и, однако ж, готовы были в любой момент разбить свой кумир при малейшем проявлении слабости с его стороны.
— Эксюпер, — спросил Бискар, наклонясь к ученому, — уверены ли вы, что мы приближаемся к цели?
Эксюпер медленно поднял глаза.
Странное дело, Эксюпер, один, быть может, из всей свиты Бискара, чувствовал к нему глубокое отвращение. Человек этот спас его от ужасов каторги, а, между тем, он никак не мог победить в себе невольной ненависти и презрения, которые он чувствовал к Бискару с первой минуты их встречи.
Всего несколькими словами удалось ему обменяться с Жаком, но он сразу определил истину.
Теперь он знал наверняка: Бискар был гонителем Жака, он ненавидел его и мстил ему. Это был преступник, преследовавший какую-то далеко идущую кровавую цель.
Эксюпер плакал, когда пропал Жак.
Этот молодой человек, которого он едва знал, был первой и единственной его привязанностью,
