– А кто сказал, что ты ее обманешь? У нас будет только секс.
– По-твоему, это взаимоисключающие вещи?
– Разумеется. Занятие любовью никак не отражается на личных отношениях. Я не хочу, чтобы ты перестал заботиться о своей девушке. И не намерена становиться частью твоей жизни. Мне даже не нужна интимная обстановка.
– Звучит чертовски романтично, – буркнул Майрон.
– Да, но в том-то все и дело. Никакой романтики. Лишь физический акт. Конечно, это очень приятно, но в конечном счете все упирается в физиологию. Как рукопожатие.
– Да, – покачал головой Майрон. – Жаль, ты не пишешь поздравительные открытки.
– Давай я тебе все объясню. Древние цивилизации, интеллектуальное развитие которых намного превосходило наше, не считали плотские наслаждения грехом. Связь секса с чувством вины – новейшее и абсолютно нелепое изобретение. Мысль, что любовный акт имеет какое-либо отношение к обладанию, унаследована от изуверов-пуритан, желавших сохранить контроль над своей главной ценностью – собственной женой.
Экскурс в историю, подумал Майрон. Очень увлекательно.
– Где написано, – продолжила Мэгги, – что двое людей не могут пережить физического экстаза без того, чтобы влюбиться друг в друга по уши? Подумай, как это смешно. И даже глупо, правда?
– Возможно, – ответил Болитар. – Но я все равно пас. Спасибо.
Мэгги пожала плечами.
– Терри будет разочарован.
– Ничего, он справится.
– Ладно, – вздохнула Мэгги, хлопнув в ладоши. – Пожалуй, пойду к гостям. Было приятно познакомиться, Майрон.
– Взаимно.
Майрон тоже присоединился к обществу. Какое-то время он беседовал с Леоном. Тот представил его своей жене, сексапильной блондинке по имени Фиона. Настоящая модель «Плейбоя». Она говорила с придыханием и относилась к тому типу женщин, которые привыкли пускать в ход свои внешние достоинства к месту и не к месту, внося двусмысленность в самый обычный разговор. Майрон поболтал с ними несколько минут и, извинившись, отошел.
Бармен сообщил ему, что в доме нет ничего похожего на «Йо-Хо». Он решил взять оранжину. Не содовая с апельсином – оранжина. Европейский стиль. Он сделал глоток. Неплохо.
Кто-то хлопнул Майрона по спине. Это был Терри Коллинз. Он сменил свой роскошный костюм на брюки и жилет из белой кожи. Рубашка не предусматривалась. В темных очках.
– Развлекаешься?
– Набираюсь впечатлений, – произнес Майрон.
– Пойдем. Я тебе кое-что покажу.
Они молча двинулись по травянистой лужайке за бассейном. Лужайка постепенно превратилась в холм, который делался все круче. Громкая музыка начал стихать. Вместо рэпа теперь играла группа «Крэнберриз». Майрону нравились их песни. Он услышал знакомую мелодию из «Зомби»: солистка Долорес О'Риордан повторяла «в твоих мозгах, в твоих мозгах», пока ей не надоедало и она не переходила на слова «зомби, зомби», твердя раз сто подряд, не менее. Пожалуй, им не мешало поработать над припевом, но в целом песня получилась неплохая. Можно слушать.
Электричества здесь уже не было, но доходившего от бассейна света вполне хватало, чтобы рассеять мрак. Когда они поднялись на холм, Терри указал вперед.
Майрон взглянул, и у него перехватило дыхание. Они стояли так высоко, что могли свободно окинуть взглядом всю панораму Манхэттена. Море огней мерцало над заливом, как капельки росы. Мост Джорджа Вашингтона висел совсем рядом. Несколько секунд стояла тишина.
– Здорово, правда? – воскликнул Терри.
– Потрясающе.
Баскетболист сиял темные очки.
– Я иногда прихожу сюда. Хорошее место для размышлений.
– Мэгги тебе уже сказала? – спросил Майрон.
Тот кивнул.
– Ты разочарован?
– Нет. Я знал, что ты откажешься.
– Почему?
Терри пожал плечами:
– Просто чувствовал. Но ты не думай, она хорошая девчонка. Единственный человек, которого я почти готов назвать своим другом.
– А как же компания, которая вилась вокруг тебя?
Терри Коллинз усмехнулся:
– Ты имеешь в виду тех белых ребят?
– Да.
– Это не друзья. Если завтра я перестану играть, они будут смотреть на меня так, будто я нагадил у них на ковре.
– Забавное сравнение.
– Я говорю правду, парень. Человек на моем месте не может иметь друзей. Такова жизнь. Белый ты или чернокожий, не важно. Люди липнут ко мне, поскольку я богач и суперзвезда. Они хотят получить что- нибудь на дармовщину. Вот и все.
– И ты не против?
– Какая разница? – пожал плечами Терри. – Я не жалуюсь.
– Тебе одиноко?
– Вокруг меня всегда толпа.
– Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Да. – Терри подвигал шеей, словно хотел размять ее перед игрой. – Люди часто рассуждают о цене славы, но хочешь знать, какова она на самом деле? Забудь всю эту чушь про личную жизнь. Да, теперь я не могу ходить в кино. Ну и что такого? Там, откуда я родом, тоже нельзя было ходить куда пожелаешь. Дело в том, что ты перестаешь быть личностью. Ты вещь, блестящая игрушка, вроде одного из тех автомобилей, что здесь стоят. Мои бедные братья считают, что я волшебный сундучок, из которого можно горстями черпать золото. Богатенькие белые представляют меня забавным зверьком. Так же, как О-Джей Симпсона. Помнишь ребят, болтавшихся в его трофейном зале?
Майрон кивнул.
– Я не жалуюсь. Это лучше, чем добывать газ или вкалывать на шахте. Но я знаю правду – единственное, что отличает меня от любого ниггера на улице, – это игра. Только она. Разбей я себе колено, как произошло с тобой, и меня мгновенно вышвырнут. Я об этом помню. Всегда. – Он бросил на Майрона жесткий взгляд, давая ему время осмыслить сказанное. – Поэтому когда какая-нибудь смазливая малышка смотрит на меня как на чудо света, я сознаю, что она видит не меня. Ее ослепляют деньги и слава. Так же, как и всех других.
– По-твоему, мы не можем стать друзьями?
– Вопрос в том, спросил бы ты меня то же самое, если бы я был каким-нибудь безвестным придурком на бензозаправке?
– Возможно.
– Чепуха, – улыбнулся Терри. – Людям не нравится мой характер. Они полагают, что я веду себя высокомерно. Изображаю примадонну. Но они меня бесят, поскольку я вижу их насквозь. Мне известна правда. Все – владельцы клубов, тренеры и остальные – считают меня паршивым ниггером. Так с чего мне их уважать? Они общаются со мной лишь потому, что я умею забрасывать мяч в сетку. Я обезьяна, приносящая им деньги. Стоит мне остановиться, и все закончится. Я опять стану куском дерьма из гетто, который не должен лезть со своей черной задницей в их сортир.
