– Я считала, что она умерла.
– Это так.
– Бедняжка. Устраивала такие дивные вечеринки. В поместье Брэдфордов. Гирлянды огней на веранде и все такое. Сотни гостей. Лиззи всегда приглашала лучших музыкантов, лучших поваров. Мне так там нравилось. Я одевалась получше… – Что-то мелькнуло в глазах Деборы Уиттейкер. Возможно, она вдруг осознала, что больше не получит приглашения ни на одну вечеринку, и замолчала.
– В вашей колонке, – напомнил Майрон, – вы часто писали об Элизабет Брэдфорд.
– Да, конечно. – Она взмахнула рукой. – О Лиззи было приятно писать. Но… – Дебора замолчала и отвернулась.
– Что но?
– Ну, я уже много месяцев ничего не писала о Лиззи. Даже странно. На прошлой неделе Констанс Лоуренс устраивала благотворительный бал в пользу детской больницы святого Себастьяна, так Лиззи снова не пришла. А ведь она очень любила эти балы. Все последние годы обязательно там появлялась.
Майрон кивнул, стараясь не перепутать постоянно меняющиеся эпохи.
– Значит, Лиззи больше не ходит на приемы?
– Нет, не ходит.
– А почему?
Дебора даже вздрогнула. В глазах появилась подозрение.
– Так как ты сказал тебя зовут?
– Майрон.
– Это я знаю. Ты уже говорил. А фамилия у тебя есть?
– Болитар.
Снова искра в глазах.
– Сын Эллен?
– Да, верно.
– Эллен Болитар, – произнесла она с широкой улыбкой. – Как она поживает?
– Все хорошо.
– Она умная женщина. Скажи-ка мне, Майрон, она все еще раздирает на части свидетелей противной стороны?
– Да, мэм.
– Умница.
– Ей очень нравилась ваша колонка, – сказал Майрон.
– Эллен Болитар, адвокатесса, читает мою колонку, – просияла она.
– Каждую неделю. С нее и начинает читать газету.
Дебора Уиттейкер откинулась в кресле, качая головой.
– Как вам это нравится? Эллен Болитар читает мою колонку. – Она улыбнулась.
Майрон уже совсем запутался. Дебора прыгала во времени. Он лишь старался не отстать от нее.
– У нас такая приятная беседа, правда, Майрон?
– Да, мэм.
Ее улыбка задрожала и погасла.
– Здесь никто уже не помнит мою колонку, – пожаловалась она. – Все такие ласковые и милые. Хорошо со мной обращаются. Но я для них – еще одна старуха. Ты достигаешь определенного возраста и внезапно становишься невидимой. Они не понимают, что твой ум когда-то был острым, что тело это присутствовало на великолепных вечеринках и танцевало с самыми красивыми мужчинами. Они этого не видят. Я не помню, что ела утром, но хорошо помню эти вечеринки. Разве не странно?
– Нет, мэм, не странно, – ответил Майрон.
– Я так хорошо помню последний прием, устроенный Лиззи, словно это происходило вчера. На ней было черное, без бретелек, платье от Хапстона и жемчужное колье. Она была загорелой и прелестной. Я – в летнем платье ярко-розового цвета. Кстати, от Лили Пулицер, доложу я тебе, и все оборачивались мне вслед.
– Что случилось с Лиззи, миссис Уиттейкер? Почему она перестала ходить на вечеринки?
Внезапно Дебора Уиттейкер замерла.
– Я репортер, – сухо сказала она, – а не сплетница.
– Конечно, понимаю. Я не хочу лезть в чужие дела. Но это может быть важно.
– Лиззи – моя подруга.
– Вы ее видели после того последнего приема?
Глаза старушки снова затуманились.
