и уши, и большими пальцами открыл верхние веки, вглядываясь в невидящие вращающиеся глаза.
— Все готово, учитель, — донесся до Джилли его шепот. — Пахота ждет семян.
Он вскинул вверх руки, отступил назад и махнул двум воинам, чтобы они держали крепче. Ничего не изменилось. Но потом по рукам старика прошла дрожь, как будто он сильно замерз, дрожь перешла на плечи, потом на голову. Она распространялась, пока все тело не начало дергаться, а голова не принялась болтаться на шее во все стороны. Его грудь конвульсивно дергалась под покрывавшими ее шкурами, с кривящихся губ слетали какие-то неясные звуки. При свете факелов зрелище казалось особенно ужасным.
Когда Джилли стало казаться, что старик вот-вот умрет, его конвульсии перешли в позывы к рвоте, которые становились все сильнее и сильнее. Все молчали, в напряженной тишине раздавались лишь неприятные звуки, которые становились все громче, из широко раскрытого рта вывалился бледный пересохший язык. В глазах светился животный ужас, какой-то миг они глядели на Джилли.
Кто-то в толпе ахнул, его крик подхватили другие, и тут Джилли увидел это — зеленое свечение, вырвавшееся изо рта старого шамана. Внутри его горело особенно яркое изумрудное пятно, оно соскользнуло с нижней губы старика и вылетело. Немного покружило в воздухе, приковывая к себе все взгляды, а потом рванулось к Ясгуру.
Он инстинктивно отвернулся, и не один Джилли вскрикнул, когда изумрудное пятнышко ударило принца в щеку и зарылось в нее. Из раны захлестала кровь, Ясгур закачался в стороны на связанных ногах и заревел от боли и страха. Начался сущий ад. Одни отшатнулись от ужасного зрелища, другие полезли вперед, чтобы увидеть, и через все это пробивался голос шамана Ярула, отдающего бесполезные приказы.
Наконец толпа умолкла и отхлынула назад. Джилли увидел, как Ясгур поднимается на ноги, в его движении была свобода и расслабленность, в руках он держал обрывки веревок. Но теперь вокруг него сияла изумрудная аура, она двигалась и переливалась, бросая на его лицо нездоровую, зеленую тень, глаза горели злобной силой, губы кривились в плотоядной улыбке.
— Могучий Хегрун! — воскликнул шаман, кидаясь к ногам повелителя дикарей. — Мы твои слуги, приказывай!
«Хегрун? — Джилли почувствовал, как его сковывает страх. — Что это за магия?»
Человек, которого именовали Хегруном, не обратил внимания на приветственные крики, он отошел от распростертого на земле шамана и двинулся прямо к Таврику, который так и стоял со связанными за спиной руками. Юный наследник слегка вздрогнул, когда могучий вождь склонился над ним, пристально вглядываясь в его черты, его зеленая аура коснулась волос и лица Таврика.
— Я чую его в тебе, — сказал Хегрун. — У вас общая кровь и общая судьба. — Он обвел взглядом толпу, его ищущий взгляд остановился на Атроке. — Ну что, старик, все еще коптишь небо? Суешься в чужие дела?
Атрок вскинул голову:
— Каждому свое, господин.
Новоиспеченный Хегрун засопел:
— Ты совсем не изменился. Даже когда ты говоришь мало, это все равно слишком много. — Он посмотрел на шамана. — Привяжите мальчишку к дереву и поджигайте и дайте мне копье. Посмотрим, так ли хорошо он горит, как его отец.
Раздались вопли восторга и ненависти, толпа могонцев разбрелась по группкам, собирая хворост и рубя дрова. Сопротивляющегося Таврика потащили к тощему деревцу, Джилли громко выругался, за что тут же получил по зубам от одного из охранников. Атрок наблюдал за всем происходящим с ледяным спокойствием.
Потом Джилли увидел, как мучители Таврика рухнули на землю, из их шей торчали оперения стрел. В воздухе просвистели еще стрелы, раздались болезненные крики, несколько факельщиков упали, факелы погасли и задымили. Хегрун и его шаманы выкрикивали приказы в темноте, у себя за спиной Джилли услышал свист стрелы, вонзающейся в плоть, и увидел, как упали его стражи. Он тут же вскочил на ноги и помчался к Таврику, но тут из ночного неба начали падать огни. Воины в панике бросились прочь из руин, отвязывая лошадей и гоня их в ночь. Но не многие из них сумели домчаться до края хребта.
Пока Джилли бежал к Таврику, уворачиваясь от огней (это оказались пучки травы, пропитанные маслом), он краем глаза успел заметить Ясгура-Хегруна, несущегося на Таврика с копьем в руке. Рядом с мальчиком стояли два человека с мечами, они разрезали веревки. Как только его освободили, он, к ужасу Джилли, прыгнул вперед и пошел на могучего могонца грудью. Он ловко отбил копье и ударил Хегруна по лицу металлической рукой, свалив его на землю.
Хегрун, хоть и лишился копья, не собирался сдаваться, он пнул Таврика ногами так, что тот упал рядом с ним. Пока тот барахтался в пыли, Хегрун поднялся на ноги и захохотал.
Джилли изо всех сил спешил к бывшему вождю. «Я до тебя доберусь, — мрачно думал он. — Еще несколько шагов…»
Два события произошли одновременно. Из темноты вынырнул огромный черный силуэт, всадник с конем, понял Джилли. Он успел заметить, как всадник двинул коня на Хегруна, прежде чем страшная тяжесть придавила его к земле.
— Я же говорил, что мы ценим твое общество, — донесся до его ушей знакомый голос, пока он пытался очистить лицо от грязи. Ему показалось, что он заметил, как всадник сажает Таврика на коня. Потом последовал удар по голове, и больше он ничего не видел.
На топком берегу реки Бернак стоял рядом с дымящейся ямкой, а Истрегул вглядывался в ночь. Все они видели драму, разыгравшуюся на вершине хребта у Беш-Дарока, трое Повелителей Теней ушли, а Бернаку было интересно, что станет делать Истрегул теперь.
— Парню повезло с союзниками, — произнес он. — Выбраться из такой западни…
— Ты все узнаешь позже! — резко оборвал его Истрегул.
Бернак стиснул зубы, сдерживая гнев, направляя его в нужное русло, заставляя работать на себя.
— Какая жалость, что твои Слуги сваляли такого дурака и позволили ему ускользнуть. Надеюсь, остальные не такие… рассеянные.
Черный Жрец обернулся, от него волнами исходила ненависть.
— При жизни Хегрун был обычным человеком, что и сказалось. К тому же, что может сделать мальчишка, кроме как вернуться в город, который окажется в наших руках еще до рассвета.
— Так обещали тебе Слуги, — возразил Бернак. — Как ты можешь быть таким уверенным?
— Я продумал каждую деталь, каждое звено в цепи. Все сработает. — Он указал на Бернака рукой. — Не испытывай мое терпение. Я не терплю насмешек.
Истрегул развернулся и пошел к своей лошади, сопровождаемый несколькими Слугами, двое из которых тащили ослабевшего, безжизненного шамана. Бернак позволил себе улыбнуться. Он наблюдал, как все они работали с Истрегулом, рыли коническую яму, чертили какие-то узоры, потом стояли, вглядываясь в изумрудное сияние, поднимающееся вверх, вдыхали пар, исходящий из самого сердца магии. Потом заставили жаждущих мести духов подняться в виде зеленых искр и поместили их в рот одурманенного шамана.
Все это Бернак наблюдал, понимая неведомым ему чувством, что именно происходит, что означает каждый шаг процедуры, как все соединяется между собой и как это будет работать. Старый шаман был привязан к двоим из свиты Истрегула: один служил для входа, другой для выхода. Ему вспомнились слова, когда-то произнесенные Обаксом, что Слуги — скульпторы человеческих душ, они могут обработать человека как мрамор, вытачивая, отсекая, полируя, даже склеивая рассыпавшиеся обломки.
Теперь, когда Бернак осторожно пробирался по грязи к своей лошади, слова Сокрытого о том, что за Жрецом необходимо присматривать, показались ему особенно справедливыми. Бернак уже знал, кто из вождей кланов принадлежит Черному Жрецу и кто готов пойти за ним, но он ничего не знал об отношениях Жреца со Слугами. Все ли Слуги его союзники или только некоторые?
Сидя в седле с намотанными на руку поводьями, он прислушивался к словам песни, которую где-то впереди пели всадники. Слова были простыми и прекрасно укладывались в ритм скачки. Он улыбнулся и посмотрел через плечо на своих гвардейцев:
— Передайте всем, мы выступаем. Им будет потом о чем петь!
