неминуемая гибель. Так и произошло с теми евреями, кто по разным причинам не эвакуировался. Счастливых исключений было ничтожно мало. Конечно, покидали свои дома не одни лишь евреи, уходили от врага члены партии, работники органов власти. Вместе с оборудованием крупных заводов и фабрик в более-менее организованном порядке эвакуировались, независимо от их национальной принадлежности, сотрудники администрации, инженерно-технические работники, квалифицированные и кадровые рабочие этих предприятий, а также члены их семей. И все-таки не обратить внимание на высокий процент евреев среди эвакуированных было трудно. У местных жителей, даже у тех, которые до этого живого-то еврея не видели, а о народе этом знали лишь, что они Христа распяли, при виде вполне здоровых приезжих мужчин возникала естественная, на мой взгляд, неприязнь: «Как же так? Моего мужа (брата, сына, отца) забрали на фронт, а эти здесь разгуливают!» Были ли основания для таких суждений? Скажу откровенно — не без того. Конечно, многих беженцев с запада не успели на месте призвать в армию из-за молниеносного продвижения немцев, но и без достаточных оснований немало «нашего брата» сшивалось в тылу (среди таких были два хорошо знакомых мне человека, разными хитростями увильнувших от мобилизации). Правдами и неправдами избегали армии и сыны других народов, но замечали в первую очередь евреев: чужое всегда виднее.

Прибытие значительного числа эвакуированных, несомненно, сказалось на условиях жизни местного населения. Острее ощущалась нехватка продуктов питания, резко возросли цены на рынках. У многих ухудшились жилищные условия. Кого можно было обвинить в этом? Конечно, эвакуированных (которых кое- где обзывали «выковырянными»), в первую очередь евреев. И если среди тех попадались богатые люди, выкладывавшие любые суммы за нужный им товар (были, конечно, и такие), то рассказы об этом становились достоянием масс. Мифы о несметных богатствах приезжих распространялись на всех евреев, подавляющее большинство которых фактически вело на чужбине полунищенский образ жизни.

Кое-кому из местных жителей, наверное, пришлись не по душе обычаи и манера поведения прибывших евреев в быту, способы ведения домашнего хозяйства, даже особенности их меню (например, пристрастие к курятине).

На отношение к эвакуированным в тылу страны могли также повлиять отголоски гитлеровской пропаганды, которая изображала евреев как злейших врагов человечества.

Такова моя нынешняя версия причин тогдашней вспышки антисемитизма в СССР, которую я воспринимал очень болезненно.

* * *

Было бы несправедливо умолчать о том, что значительная, может быть, даже большая часть местных жителей от всей души сочувствовала эвакуированным, бескорыстно помогала им выжить, делилась последним. Однако такими были далеко не все.

* * *

Особенно задевали мои юношеские чувства оскорбительные обвинения евреев в трусости и увиливании от непосредственного участия в боях. Никогда не забуду, как больно было выслушивать гнусные остроты на эту тему. Пока я не оказался в армии, приходилось, стиснув зубы, молча сносить произносимые в моем присутствии гадости типа «вояки из Ташкента» или выслушивать анекдот о Рабиновиче, который на вопрос, почему он не на фронте, ответил: «А если меня там убьют, кто тогда будет любить Родину?» Ведь не мог я, крепкий 19-летний парень, упреждая возможные вопросы, оповещать любого встречного о том, что статус студента второго курса дает мне отсрочку от призыва в армию. И до мая 1942 года приходилось молча глотать обиду даже тогда, когда эти гадости не относились ко мне лично.

Названные причины привели к тому, что моя психика в те месяцы зациклилась на теме «евреи на войне, евреи на фронте». Поэтому, оказавшись в армии, я был заранее нацелен на то, чтобы узнать, какими же они были в действительности.

(С годами я убедился в том, что прямые ответы на подобные вопросы существуют только тогда, когда оцениваются отдельные личности, а однозначно оценить любую общность или большую группу людей невозможно. Поэтому мои юношеские попытки однозначно оценить поведение евреев на фронте потерпели неудачу. Расскажу в основном о фактах, которым был свидетелем.)

Сначала о том, что мне было известно уже в первые месяцы войны, — об участии в войне моих близких родственников — всех моих двоюродных братьев, которым в 1941 году было от 19 до 30 лет (их было четверо, а моему единственному родному брату было тогда всего 10 лет). Начну со старших.

— Миша Гинзбург (год рождения 1911 г.) — в армии с 1939 года. На фронте был политруком, инженером, затем командиром автомобильного батальона.

— Нюма Гинзбург (1919) — летчик-истребитель, тяжело ранен в воздушном бою в 1943 году, инвалид войны.

— Изя Кобылянский (1922) — призван в армию после десятилетки в 1940 году, служил в Прибалтике. Погиб в первые дни войны.

— Изя Вайнбург (1922) — в армии с 1940 года после окончания артиллерийской спецшколы. Тяжело ранен в 1942 году, после излечения продолжал воевать, инвалид войны.

Себя в этот список не включаю, так как читатель уже знает о моем участии в войне. Но и без меня «семейная статистика» была на 100% в пользу евреев!

Летом 1942 г., будучи в течение трех месяцев курсантом артучилища, я обращал внимание на национальность каждого из преподавателей, командиров учебных дивизионов, батарей и взводов, с которыми сталкивался в этот период. Заметил лишь одного еврея. Тоже позитивная статистика!

Более сложная картина предстала передо мной, когда я воевал в стрелковом полку обычной пехотной дивизии. В подразделениях переднего края нашего полка, насчитывавших в среднем за годы войны примерно пятьсот «активных штыков», евреев было немного. В полку, помимо меня, «активно» (в моем понимании) воевали еще четыре еврея: командир роты противотанковых ружей (ПТР) Горловский, командир взвода минометной батареи Плоткин, командир минометного взвода, затем роты Бамм и батальонный связист сержант Хандрос. Вполне возможно, что в батальонах были еще евреи, но я называю только тех, кого знал лично. Все, кого я перечислил, были известны в полку как храбрые воины. (Горловского в последний раз я видел тяжело раненным, его несли на руках солдаты, когда мы пытались выйти из «Балки смерти», там же встретил Хандроса и больше его не видел. Я, Бамм и Плоткин вернулись с войны невредимыми.)

Однако мой болезненно придирчивый взгляд замечал, что в небольших по численности тыловых подразделениях и при штабе нашего полка было примерно столько же евреев: уполномоченный СМЕРШа Вигнанкер, почтальон Вин, автоматчик при штабе Шульман, завскладом ОВС Сапожников, писарь строевой части Якубман. Заметный процент евреев я обнаруживал также в «верхах» и тылах дивизии. Назову только тех, кого запомнил: замкомдива по тылу Драйгер, адъютант комдива Ельчин, нач политотдел а Липецкий, инструкторы политотдела Фарбер, Винник и Блувштейн, инженер службы тыла Друй,артист дивизионного ансамбля Гольдштейн, печатник редакции многотиражки Перельмутер. (В этих подразделениях было гораздо безопаснее, чем на передовой, но и здесь, конечно, люди погибали.)

Конечно, такое неприятное для меня соотношение «активно» и «пассивно» воюющих, евреев в нашей дивизии было заметно не мне одному, и оно могло подкреплять позицию тех, кто твердил об умении евреев «устраиваться». Как антисемитизм в тылу страны, как злые наветы на евреев в немецких листовках, так и коробившая меня собственная «мини-статистика» стрелкового полка#p1 глубоко задевала мои чувства. И я старался своим поведением на фронте опровергать антиеврейские предрассудки.

* * *

Целый ряд моих поступков в военные годы был продиктован стремлением доказать окружающим, что я, еврей, ничем не хуже других. Не раз в бою я демонстративно пренебрегал опасностью, да и вообще в своей батарее был в числе стойких. Ваня Камчатный в письме Вере писал после боев в «Балке смерти»: «Изя оправдал Ваше доверие. Он дрался к примеру всем, и ни под пулями, ни под бомбами его никто не видел с поникшей головой... Вы можете гордиться им, как я своим боевым товарищем».

Конечно же, помимо желания опровергнуть предрассудки антисемитов, были и другие, не менее веские мотивы моего поведения: патриотизм, ненависть к врагу, верность присяге, долг члена партии. В

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату