классные наставники всех времен. Он радовался изобретательности своих питомцев; Альберт замаскировал горб под корзину булочника, а Франтишек, тот даже вырядился рогаликом — Бог знает, как он сумел притащить сюда в чемодане эту картонную штуковину. Чаще всего он заглядывался на прелестную булочницу — ее костюм пани Тахеци сшила из своего свадебного платья. Он заметил, что она почти все время танцует с полноватым учеником — повесой из Флоренции, который то и дело поправлял падающую шляпу с пером, фальшивый нос и нелепые очки; впрочем, припоминая, что стихи юноши были пронизаны пылкой любовью к революции и ледяным отвращением к сексу, Влк не слишком беспокоился. Но все равно обрадовался, когда директор наклонился к нему и, пытаясь перекричать веселый гомон, спросил, не знает ли он какого-то Дуйку — его срочно разыскивают. Влк указал на флорентийца и, когда директор увел юношу с импровизированной танцплощадки, поймал себя на том, что было бы неплохо, если булочница пригласит на танец его. Но тут ее перехватил физрук ПУЧИЛа, и Влку пришлось испытать противоречивые чувства: он был доволен, что таким образом сохранил должную дистанцию, и вместе с тем слегка разочарован.
Перед самой полночью выстрелили пробки от шампанского, и в этот момент произошло неожиданное событие, заставившее Влка похолодеть. В веселую суматоху из коридора шагнула высокая фигура в красном капюшоне. Чтобы не было сомнений в том, кого она изображает, она держала в руке колесо. С него капала кровь такого красного цвета, каким может быть только малиновый джем, догадался профессор. Подойдя под аплодисменты к центральному столу, «палач» положил колесо на пустой стул Дуйки. Затем поклонился и исчез.
Влка прошиб холодный пот. Он лихорадочно соображал, кто это был и что хотел этим сказать. Перепился кто-то из ПУПИКа? Что ж, он вытурит его в шею, зато вздохнет с облегчением. А вдруг кто-то из ПУЧИЛа обо всем догадался?.. Тогда — катастрофа. Под общий шум, который поднялся по случаю только что наступившего Нового года, он мигом перебрался на другой конец стола. Прежде чем что-то предпринять, он решил по крайней мере убрать куда-нибудь это дурацкое колесо. Он поднял его и спрятал под стол, запачкав правую руку малиновым джемом. Платок лежал у него в правом кармане, поэтому он облизал пальцы. Кровь.
— Господин профессор, — прохрипел ему в ухо Альберт, — там, внизу!
Казалось, первый ученик для большего эффекта обсыпал себе лицо мукой, так он был бледен. Они не успели произнести больше ни слова — раздался крик, от которого у всех мороз пошел по коже. На пороге столовой стояла с фонариком в руке жена директора, ловила ртом воздух и показывала куда-то себе под ноги. Потом она уронила фонарик.
Влк прибежал в подвал первым, но не успел запереть двери, чтобы преградить дорогу остальным. Впрочем, с первого взгляда стало ясно, что на Божью помощь тут уже рассчитывать не приходится, — помочь смогут разве что высокие покровители, да и то если пожелают.
К андреевскому кресту, сколоченному из лыж, был привязан цепью голый Дуйка. Глазом специалиста Влк моментально определил: прежде чем сломать ему кости 'von unten auf' — на «отлично», машинально отметил Влк, — Дуйку подвергли жестокой пытке электричеством. Он сразу же прикрыл труп оранжевой ветровкой, валявшейся поодаль, так что Лизинке и на этот раз не суждено было познакомиться со стихами, которые в ее честь несчастный Рихард выжег на широкой груди и толстом животе Дуйки самой тонкой из своих игл:
Цветок любви в твоей руке — как символ юности моей.
Весь свет завидует теперь, ведь нашей дружбы нет нежней!
Пусть нашей дружбы чистота сияет в самых небесах.
Нас не пугает высота, что отражается в глазах.
Любимая, теперь ты мне на целом свете всех родней.
Любимая, цветок в руке — как символ юности моей.
Рихард Машин.
Автора нашли во время оттепели, во второй половине марта. Он лежал в одной рубашке под первой же сосной справа над турбазой. Его забальзамированное морозом лицо было страшно, угрожающе и исполнено ненависти.
В пятницу 21 марта, вечером, на пороге первой ночи новой весны, в квартире Шимсы зазвонил телефон. Доцент лежал на заправленном по-военному диване одетый и в полном одиночестве. Он следил за игрой теней на потолке, отражавшей его внутреннее беспокойство.
Первого звонка он не слышал, со второго по пятый медленно, поскольку весь организм восставал против этого, выплывал из дремотного состояния; седьмой звонок вызвал у него неудовольствие, восьмой — злость, девятый — ярость, а десятый — буквально физическое отвращение к звуку, в котором материализовались неведомые силы, управлявшие им всю жизнь. После одиннадцатого звонка он поклялся, что отныне не будет слушать никаких советчиков, кроме собственного сердца; он призвал на помощь выдержку и вернулся к размышлениям, от которых его так бесцеремонно оторвали. После девятнадцатого звонка в нем одержал верх его извечный враг, который — и сейчас он впервые это осознал — до сих пор неизменно разбивал в прах и стирал в порошок его другое, свободное «я»; этим врагом была дисциплина. На двадцатом звонке он снял трубку.
— Прием, — сказал он; после стольких лет работы в учреждениях с особым режимом он так и не сумел отучиться от этого выражения.
— Это Влкова, — произнес тихий голос на другом конце провода. — С кем я говорю?
— Это Самец, — ответил Шимса; за несколько месяцев работы в строго засекреченном училище он уже привык к этому имени. — Добрый вечер! — прибавил как можно любезнее, чтобы не обидеть сухостью единственную женщину, которую уважал.
— Добрый вечер, — сказала Влкова. — Я вам не помешала, Павел?
— Нет, — солгал он как можно убедительнее, что бы не смутить единственную женщину, которая бескорыстно заботилась о нем. — Я только что поужинал.
— Жаль, — рассмеялась Влкова. — Когда в воскресенье вы сказали, что не придете к нам на щавелевый суп, я решила, что вы влюбились.
— Нет, — солгал он как можно решительнее, что бы скрыть волнение. — У меня никого нет и не будет, пока вы не разведетесь.
— Ах, Павел! — сказала она с наигранным возмущением, но явно польщенная. — Как вы только можете желать этого Беде! За вами-то женщины толпой ходят, а моему благоверному кто, кроме меня, будет ставить на спину горчичники? Бедржих слег.
— Слег? — недоверчиво переспросил Шимса. — Бедржих???
За все время, что он его знал, такое случилось впервые.
— Да, радикулит. Честно говоря, меня удивило, что вы позволили ему играть в волейбол, — укоризненно сказала Влкова, хотя Влк сам напросился в их четверку вместо Рихарда. — Он ведь уже не мальчик. Ну да ладно, по крайней мере хоть раз в жизни побудет в выходные со мной. Он просит вас отменить завтрашнюю поездку.
— Может быть, я его заменю? — спросил Шимса больше из вежливости. Он слышал, как Влкова передает мужу его слова, и заранее знал ответ. Они собирались на экскурсию в загородный депозитарий музея Востока — в нем хранилась коллекция экзотических орудий пыток. Начало ей положил передовой дворянин, желавший дать толчок фантазии отечественных исполнителей; те, однако, были мракобесами и так и не смогли расстаться с ржавыми рукавицами, громоздкой дыбой и прочим антиквариатом, выбивавшим жизнь из клиента раньше, чем признание. Именно Влк, тогда еще начинающий selfmademan, сумел без всякого фамильного герба и протекций вернуть человечеству плоды многовековой рационализаторской деятельности. Случилось это в критический период подготовки суперпроцессов — допросы зашли в тупик: на клиентов, профессиональных революционеров, европейские пытки не действовали. Это была первая победа
