на язык, в том числе и на родной, предлагая, чтобы его 'patrie'[82] поставляла 'bananas and coco-nuts'[83] в обмен на 'urdli manghi penghe'; пытаясь растолковать это непонятное выражение, он все время показывал на обработанного Шимсу, а потом наконец взобрался на мусорный бак и коснулся пальцем «шимки». Идея экспорта готовых к употреблению удавок заинтересовала Влка, а представитель Нестора обещал ее изучить; как-никак государство могло бы обменивать экзотические фрукты всего лишь на ловкость рук и кусок веревки.
С каким удовольствием Влк поделился бы своей радостью с кем-нибудь из семейства Тахеци! Но доктора Тахеци нигде не было видно, а девушка находилась в плену у матери, деда и почти всех почетных гостей: в обстановке всеобщего восхищения председатель комиссии не отважился поставить ей иную оценку, кроме отличной, признав ее тем самым королевой экзаменов. Но когда даже иностранец, окинув Лизинку алчным взглядом, спросил, 'is that hang-girl single?' — Влк испытал укол ревности и жгучее желание бесцеремонно растолкать всех окруживших девушку гостей, чтобы немедленно запереться с нею в кабинете. Он отогнал эту мысль — несолидно как-то, ведь они договорились наверняка, а ему предстояло решить сначала другую суперпроблему. Вот и пришлось утешаться тем, что вскоре он сможет поведать о своем триумфе Маркете. Но дело опять затягивалось — все из-за той же таблички 'Я У ЗУБНОГО ВРАЧА', уже в третий раз преградившей ему путь.
С минуту он тупо разглядывал ее, словно не веря своим глазам. Потом промчался по лабиринту обратно и в фойе суда начал, вопреки обыкновению, кричать на вахтера, который ничем не мог ему помочь.
— Да его уж и жена разыскивает, — попытался тот ни к селу ни к городу успокоить Влка, но он пропустил эти слова мимо ушей.
До Влка вдруг дошло, что рабочий день давным-давно закончился и теперь ему никто не поможет. Отсутствие одной дурацкой бумажки грозило разрушить всю сложную конструкцию расписанных по минутам дел и разбить несколько человеческих судеб. Но именно в тот момент, когда у него от ощущения собственного бессилия, тем более унизительного, что он скатился к нему с вершины своего могущества, к глазам подступили слезы, у входа показался запыхавшийся Доктор. Он явно спешил. У Влка отлегло от сердца. Но первым подал голос вахтер.
— Вонясек! — заорал он, намереваясь выместить наконец-то весь тот гнев, с которым на него обрушился Влк. — Послушайте, где вас целый день носит? Вот пан доктор, — продолжал он, подобострастно кланяясь в сторону Влка, — с самого утра вас ищет!
Господи, подумал Влк, да этот тип с ума сошел! И, всячески выказывая свое почтение к Доктору, стал урезонивать вахтера:
— Послушайте! Да ведь это…
— Ну да! — с готовностью закивал вахтер. — Это Вонясек. Вот видите, а пан доктор, — напустился он опять на Доктора, — хотел уже идти к пану председателю. Если бы не я…
Не успел Влк опять ему возразить, как вмешался Доктор.
— Большое вам спасибо, пан Тума, — сказал он виноватым, почти заискивающим тоном, — у меня мост полетел, пришлось новый ставить. Я весь, — обратился он к Влку с настойчивостью, в которой сквозило отчаяние, — к вашим услугам, пан доктор, извольте пройти со мной!
Он взял Влка под руку и учтиво повел к лестнице, уходящей в подвал. По знакомому лабиринту они шли, не проронив ни слова. Лишь отперев решетку, сняв картонку со злополучной надписью и пропустив гостя в небольшое круглое помещение — из него лучами разбегались четыре сводчатых коридора, заставленных стеллажами, — Доктор затравленно взглянул Влку в глаза и проговорил:
— Что вам угодно?
— У нас затерялось, — ответил Влк бесцветным голосом, — свидетельство о браке…
— Ах! — сказал Доктор. — Какая жалость, что вы раньше не сказали, я бы его с собой прихватил… Ну ничего, вы и так успеете, ведь у вас в запасе двенадцать минут, да? Присядьте!
Он указал на единственный стул, других не было — своего рода намек, что здешний хозяин не рассчитывает на долгое пребывание посетителей. Он снял темный пиджак, и Влк остолбенел, увидев заплатки на локтях рубашки. Доктор сорвал с крючка на стене сатиновый халат и с извиняющейся улыбкой скрылся в одном из коридоров.
Влк резко распрямился и стал с жадным любопытством осматриваться, пытаясь найти какое-то объяснение происходящему. Этот архив ничем не отличался от десятков других: полки, картотеки, папки, стремянки, окрашенные масляной краской стены и лакированные полы, нигде ни пылинки. Лишь одна вещица несла на себе отпечаток личности архивного работника: наполовину задвинутая в шеренгу папок, на стеллаже стояла фотография женщины в старинной медной рамке; выражение лица женщины казалось сварливым — такие лица бывают у продавщиц и кондукторш, вечно раздраженных оттого, что приходится обслуживать всяких там вертихвосток, у которых хватило наглости устроиться в жизни получше, чем им самим. Влку казалось, что вместо головы у него стакан со взболтанной кофейной гущей: плавают бесчисленные крупинки, не способные соединиться в логическую цепочку.
— Вашу супругу зовут Маркета?
Влк вздрогнул, когда голос Доктора раздался у него над самым ухом.
— Да… — ответил он и тут же понял, что чересчур краткий ответ только усугубил неловкость, но о чем ему, о Господи, говорить?!
— Вот это, — сказал Доктор, протягивая ему пожелтевший листок, — оригинал, который нельзя выносить из архива. Но мы уже не успеем сделать копию, так что возьмите его, а потом вернете.
— Да, — опять произнес Влк и выдавил: — Спасибо…
— Я, — сказал Доктор, и Влку пришла в голову спасительная мысль: может быть, перед ним всего лишь двойник? — еще раз благодарю вас. На вашу долю выпал большой успех. Да, я опоздал, но зато принес вам известие, что этот успех оказался гораздо значительнее, чем предполагалось. ПУПИК, — продолжал Доктор, подтверждая тем самым, что перед Влком никакой не двойник, то есть не копия, а оригинал, — выиграл по всем пунктам, и результаты не заставят себя долго ждать. Но пока я хочу использовать оставшиеся, -
Доктор взглянул на часы, — семь минут для разговора о себе — да, моя фамилия Вонясек, и у меня никогда не было ученого звания, но я не протестовал, когда меня так называли, ведь это служило не моей карьере, а доброму делу. Парадокс в том, что как ваше семейное воспитание предопределило профессию учителя, так и судьба слабого, болезненного ребенка, над которым вечно издевались жестокие одноклассники и унижали бесчувственные родители, породила во мне огромное желание стать палачом, да, — кивнул он, заметив удивление Влка, — мне хотелось убить их всех собственными руками и при этом остаться безнаказанным; в своих вещах я прятал игрушки, от которых у родителей случился бы инфаркт, будь они ко мне чуточку повнимательнее: от примитивной дубинки до довольно приличного макета гильотины, перерубающего тонкий карандаш; в подростковом возрасте эти комплексы, понятно, исчезли, но хотя я и не пережил в войну столько, сколько, — заметил Доктор, оторвав Влка от раздумий о том как же теперь к нему обращаться, — вы, однако ужасы войны повлияли на меня так, что помимо учебы и женщин я интересовался лишь высшей мерой наказания, стал ее страстным сторонником. А вот любовь… она повстречалась мне неожиданно, и, к сожалению, случилось это под несчастливой звездой, ведь я мечтал попасть в объятия женщины гораздо старше меня, я искал защиты и нежности, того, в чем мне отказывали родители, а угодил, -
Доктор понизил голос — видимо, ему неловко было углубляться в интимные подробности, — в эмоциональную и физическую кабалу ее перезрелой страсти, и осудить меня за это может только какой- нибудь глупый сопляк, но не личность вашего масштаба. Поначалу мне представлялось весьма выгодным, что жена — ну да, она женила меня на себе в день моего совершеннолетия, чтобы ни на секунду не оставлять, как она говорила, на волю волн, — что жена служит в управлении юстиции; от нее я узнал о поисках замены старому Гусу и тотчас подал заявление, но жена заявила: мол, я не должен ставить на карту наше доброе имя, разве только оклады резко повысят; напрасно я возражал, что не такое уж у меня имя, — для нее это был всего лишь предлог, она прочла в какой-то книжонке, что 'палач пользуется правом последней ночи!', и произошло то, что должно было произойти, государство, которое не больно любит раскошеливаться, нашло, -
Доктор взглянул на Влка, которому, таким образом, тридцать лет спустя post festum
