правительственное, а другое - народное. В доказательство этого приведем удивительный пример. В 1839 г. введена серебряная единица; но народная жизнь десятки лет продолжала идти во многих местах по старому счету, т.е. на ассигнационный рубль. Через 30 лет после введения крупной единицы во всех местностях, где мы начали строить железные дороги, при появлении железнодорожных инженеров и агентов по отчуждению земель, оказалось, что народ живет еще на прежний, дешевый рубль, не усвоив себе переложения на серебро. Это обнаружилось при толкованиях владельцев земель с агентами в определении цен за отчуждаемые земли. В Урюпинской станице Войска Донского требовали с железнодорожников по рублю за курицу, и когда отдавали казакам рубль серебра, то они давали сдачи 70 копеек. Даже и теперь есть местности, где еще не привился к народной жизни замудрованный счет на какое-то серебро.
Заключим, в конце концов, все наши рассуждения о настоящем провале тем, что нельзя не усмотреть в действиях наших финансистов умышленного намерения затормозить саморазвитие русской жизни угнетением ее заграничными займами, образовавшимися от недозволения иметь свои денежные знаки, существование которых допущено в конституционных государствах Европы. Вот доказательство этому. Законодательство Англии дозволяет Английскому банку, в случае надобности, выпускать на 15 млн. фунтов стерлингов банковых билетов (т.е. 150 млн. на наши деньги по существующему курсу) с присвоением им платежной способности. После Крымской войны у нас была крайняя надобность в деньгах для сооружения железных дорог, и мы, вместо того чтобы последовать примеру Англии и выйти из затруднения посредством выпуска своих денежных знаков, отправились за границу в качестве просителей искать спасения в займах и тем самым заявили себя, в глазах всей Европы, как бы лишенными всякой кредитоспособности дома, внутри своего отечества. Какая постыдная клевета на русский народ! Где же, когда и кем было заявлено народное недоверие к своим платежным знакам? Кто же подметил или слышал какое-либо слово о недоверии? Нам проповедовалось это мнимое недоверие из Петербургских канцелярских сфер, принявших на себя самовольное право говорить от лица народа. Если обратимся к истории сооружения железных дорог в Америке, то увидим, что там большинство дорог построено на бумаги, выпускавшиеся для этой цели разными местными банками, не подвергая народную жизнь тяжкому и убыточному угнетению по уплате внешних займов. И таким образом ясно доказывается, что страны, находящиеся под действием конституционных и республиканских форм правления, не убоялись почерпать средства к своему возрождению из своей внутренней жизни, а наши финансисты предпочли служение своей теории живым потребностям русской жизни.
'Сибирь, по свидетельству всех ученых и неученых, составляет золотое дно' (М.П. Погодин). Добывая в Сибири золото в течение семидесяти лет, мы извлекли его более чем на два миллиарда; но пришли 'татие и разбойницы', и все это богатство мало-помалу похитили. Напрасно семьдесят лет, в пустынях и снеговых сугробах Сибири работали русские люди, добывая золото; напрасно они зябли, мучились и умирали в тундрах сибирских: труд их пропал бесследно, потому что все добытое ими золото перешло за границу. Причина тому заключается в наших тарифных пошлинах, которые русский торговый баланс приводили ежегодно к минусу в десятки миллионов рублей, и на покрытие этих минусов исчезало наше сибирское золото.
Вступать в подробный обзор невыгодных сторон тарифа невозможно без особых материалов и продолжительных приготовлений по этому вопросу, и потому мы ограничимся указанием только некоторых бросающихся в глаза статей:
1. Зачем мы допускаем к привозу иностранную соль, когда имеем своей соли на десятки тысяч лет?
2. Зачем допускаем к привозу каменный уголь, имея массу своего собственного угля?
3. Зачем мы позволяем ввозить к нам чугун и железо и изделия из оных?
4. Зачем разрешено привозить к нам полотняные, шерстяные и шелковые ткани в разных видах, зеркальные стекла и множество разного ненужного хлама, без которого можно
жить гораздо проще и приятнее и т. д., и т. д.?
Конечно, эти предметы не заключают в себе полного исчисления всего того, что не должно быть допускаемо к привозу в Россию; а потому приходится ограничиться общим выражением о недозволении вводить то, что можно иметь дома, хотя бы и с приплатою к цене. Затем, кроме предметов, подлежащих совершенному запрещению, найдутся сотни таких, на которые тариф должен быть значительно возвышен, дабы дать ход своим произведениям; но пока в обсуждении и решении этого вопроса будут участвовать они, успех невозможен, в отсутствии в них русской жилки. У меня в памяти пересмотр тарифа в 1868 г., со всеми бывшими при этом пересмотре отрицаниями русских интересов и стремлениями (на основании европейских теорий) к интересам общечеловеческим, из уважения к которым нам предлагалось обречь себя на разорение и сделаться данниками Европы. Бывши тогда в тарифной комиссии два-три раза в качестве эксперта, я помню, как после решения уменьшить пошлину с кофе, английского пива и разных колониальных предметов, купцу Е..., известному по выписке из-за границы товаров и находившемуся в заседании, был предложен вопрос: одобряет ли он понижение пошлин? Купец отвечал: 'Благодарю за попечение, которое, как я уже смекнул, составит по моей торговле 80 тыс. рублей в год награждения; а продавать я буду все по той же, нынешней цене'.
Не знаю, поняла ли комиссия эту насмешку, но знаю то, что этот едкий ответ не подействовал, и пошлины были сбавлены.
В 70-х годах был назначен директором таможенного департамента Н.А. Качалов, при котором таможенный доход (составлявший 20 млн. руб.) достиг 60 млн. в год, вследствие неутомимых и добросовестных действий. Рассматривая это возвышение как результат действий Таможенного департамента, нельзя не признать его блистательным, но в смысле общегосударственных интересов - это огромный убыток, потому что всякая гривна возрастания таможенного дохода увлекает из России рубли, при уплате денег по курсу за ввезенный к нам товар. В этот провал в течение 40 лет безвозвратно ухнуло все наше сибирское золото.
В 1871 г. была в Петербурге, в Соляном городке, выставка предметов русской промышленности. В горном отделе этой выставки были помещены мною нефть и керосин из Баку, и рядом с ним стояла от Горного департамента сделанная из теса и оклеенная золотистой бумагой пирамида, показывавшая объем всего добытого в Сибири золота, если бы его можно было обратить в одну сплошную массу. Когда блаженной памяти Государь Император Александр Николаевич подошел к этой пирамиде, то, посмотрев на нее с минуту времени и покачав головою, изволил сказать (это я слышал собственными ушами): 'А если бы рядом поставить другую пирамиду вывезенного из России золота, она бы была более этой'. Коротко и ясно. Вразумительно и поучительно.
Выше сказано, что Сибирь - золотое дно. Мы, конечно, не разработали 1/10 этого дна; но пока тариф имеет способность высасывать наше золото за границу, было бы преступлением говорить о мерах к увеличению золотодобывания: пусть золото лежит в земле до наступления того времени, в которое внешняя торговля не будет в силах похищать наше золото за границу.
Никакой вопрос, в период преобразований, начавшихся с 60-х годов, не был решен у нас так искренно, как вопрос о поездках за границу. Сразу были отворены ворота для всех, с правом ехать куда угодно. Теперь подсчитаем примерно, во что обошлось России это щедрое разрешение. Положим, что за границей проживает русских людей, в течение 30 лет, только пять тысяч человек, не считая больных и учащихся специальным предметам. Если положить расходов в день на квартиру, переезд по железным дорогам, содержание, экипаж, удовольствия и покупки только по 40 франков на каждого (не говоря о фон Дервизе, расходующем, вероятно, с содержанием своих дворцов более 1000 франков в день и других, имеющих
