делаю, что сижу в тихом уголке, не предпринимая активных действий. Я пытался связаться с твоей квартирой, но безуспешно. Помог мне преодолеть волнение Блюмкин, когда вызвал станцию и назвал барышне номер твоего домашнего телефона. В ту минуту я понял, что по-прежнему нахожусь в самом нужном месте. Эта мысль скрасила дальнейшее ожидание. Когда в особняк позвонили и сообщили комитетчику о возвращении объекта домой, я был почти уверен, что речь идет о тебе. Ваш драматический диалог с Блюмкиным подтвердил мою догадку. После этого я уже точно знал, как действовать.
– Почему же ты сразу не пришел на помощь? – спросил Петр.
– Мне пришлось выждать, не отдаст ли твой противник новых распоряжений по телефону, не вызовет ли подмогу, – ответил Юрий. – Хотелось, знаешь ли, убедиться в правильности другого предположения. Дело в том, что пока я слушал разговор комитетчиков, у меня возникло стойкое убеждение в неофициальном характере операции, проводимой Блюмкиным. Ты сам офицер, поэтому понимаешь разницу между приказом и просьбой начальника. Судя по оттенкам речи Самсонова, его подчиненный действовал в рамках последнего варианта. Убедившись, что из особняка не последовало приказа о подтягивании резервов, я вызвал Фефе, благо он вернулся домой, и поспешил к месту событий. Несколько минут пришлось потратить на часового, стоявшего, кстати, у ворот в одиночестве. Это подтвердило мое предположение, что комитетчик старался не привлекать к делу лишних людей. Пока осмотрел дом в поисках его помощников, пока с величайшей осторожностью просачивался в библиотеку, время и прошло.
Он снова закурил. Неожиданно Аглая протянула руку к его портсигару, достала папиросу, требовательно взглянула на Малютина. Тому ничего не оставалось делать, как зажечь спичку. Женщина неумело прикурила и тут же закашлялась, но все-таки папиросу не бросила. Восстановив дыхание, она сделала еще одну, более осторожную попытку затянуться, и это ей удалось. Довольная результатом, спросила:
– Юрий, а почему вы не выстрелили в того негодяя?
– Пусть он трижды подлец, но я не мог стрелять в спину, – смущенно улыбнувшись, пожал плечами Малютин. – К тому же, его пистолет был все время нацелен на вас. Если бы я просто кинулся, боюсь, он успел бы выстрелить, поэтому пришлось заставить его отвести оружие в сторону. Хотя я двигался, как черепаха, зато совершенно бесшумно, поэтому сумел сделать все, как было задумано. Опять же повезло, что на столике оказалась книга подходящего веса. Судя по тому, что мы все сидим здесь в добром здравии, моя затея удалась.
Аглая сделала новую несильную затяжку и продолжила расспросы:
– Какие бумаги сжег Петр по требованию того человека? И почему речь зашла о Комитете общественной безопасности? Я что, угодила в историю, где замешана политика?
– Мне кажется, такой прелестной барышне не следует забивать себе голову разного рода пустяками, – сказал штабс-капитан, присовокупляя к словам обворожительную улыбку. – Довольно того, что вам больше ничто не угрожает. Исходя из этого, я вам настоятельно советую поскорее лечь спать. А когда проснетесь, мы сможем, если захотите, прогуляться в парке, покататься на лодке, пообедать в ресторации. Честное слово, Аглая, вы должны бережнее относиться к своей красоте.
Без возражений Аглая встала из-за стола, положила дымившуюся папиросу в пепельницу, тихим голосом попросила:
– Юрий, покажите, пожалуйста, где моя спальня.
Когда спустя некоторое время Малютин вернулся в гостиную, на его лице читалось явное смущение. Несколько раз в задумчивости пройдясь по комнате, он, наконец, сел на стул, посмотрел на Шувалова, как будто хотел что-то спросить, но в последний момент отвел глаза. Тогда поручик, раздосадованный этими метаниями, сам нарушил тягостное молчание:
– Может, ты все-таки поведаешь мне, почему мы оказались в этом доме?
– Конечно! – ответил Юрий, почему-то радуясь вопросу. – Когда ты поехал домой, меня вдруг кольнуло: а вдруг по какой-то случайности дело пойдет не так, как мы задумали. Вдруг нам понадобится убежище, где можно было бы отсидеться в случае опасности. Тут вспомнились твои слова о достоинствах этого дома в качестве конспиративной квартиры. Я немедленно связался с домовладелицей и застал ее в расстроенных чувствах. Выяснилось, что история с анархистами ввергла ее в безутешное горе: жильцы бежали, милиция в доме нашла покойника, надо подыскивать новых клиентов, да где их взять в конце сезона. К тому же боязно – вдруг тоже окажутся тайными злодеями.
– Это все интересно, но с такими подробностями ты до полудня не завершишь свою повесть, – нетерпеливо заметил Шувалов, которого начало неудержимо клонить в сон. – Изволь рассказывать покороче.
– Хорошо, буду краток, – заверил Малютин. – После пылких уверений в порядочности моего дядюшки, для которого я хлопотал, госпожа Асякритова согласилась с ним увидеться. Особенно ее привлекло то обстоятельство, что мой родственник из бывших полициантов. Все-таки гарантия, что не мазурик или душегуб с большой дороги. Он ей понравился с первого взгляда, и этот дом оказался в нашем распоряжении.
– Постой, какой дядя-полицейский? Совсем заморочил мне голову!
– Вот видишь, – назидательно сказал штабс-капитан, – если заставить кого-то рассказывать, перескакивая с пятое на десятое, то слушатель ничего не поймет. На деле все очень просто. Я поехал на переговоры вместе с Голиафом, выдав его за дядю. При виде нашего героя сомнения Капитолины Васильевны рассеялись в одно мгновение. Более того, вспоминая восхищенные взгляды, которыми она наградила доблестного вахмистра, полагаю, встреча эта может иметь романтическое продолжение.
– Ты великий стратег! Прими мои поздравления, – сказал Петр, поднимаясь со стула. – Наша армия потеряла в твоем лице талантливого полководца. Когда покончим с этим делом, напишу военному министру подробную записку, где буду требовать назначения тебя начальником генштаба. А перед этим позволь мне соснуть пару часиков, поскольку в девять я должен быть в заведении господина Каца.
– Неужели несмотря на то, что в твоих руках были подлинные страницы из дневника, ты решил действовать по первоначальному плану? – обрадованно спросил Малютин. – Это значит…
– Да, мой дорогой соратник, это значит, наш частный сыск практически закончен, – сонным голосом пробормотал контрразведчик. – А ты думал, я битый час просто так гулял по ночному городу? Нет, фотограф Кац оказался верен данному слову и терпеливо ждал меня. Если господь по-прежнему не оставит нас своими милостями, то сегодня утром я получу готовые фотокопии Калитниковских записок и сразу передам их Гучкову. На время моего отсутствия охраняй Аглаю от всех случайностей. А теперь, пожалуйста, погаси свет.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Снова перестук колес и ритмичное покачивание спального вагона. Слегка позвякивают чайные ложечки в пустых стаканах. После двухминутной стоянки в Симферополе курьерский без остановок мчался к конечному пункту. Промелькнули и остались позади станции Бахчисарай, Бельбек, Мекензиевы горы. Совсем скоро поезд вырвется из тоннеля, и пассажиры радостно прильнут к окнам, любуясь видом Северной бухты.
Впрочем, у полковника Артемьева придорожные пейзажи не вызывали ни малейшего интереса. Купив во время остановки все местные газеты, Николай Николаевич углубился в чтение. Петр, снедаемый нетерпением, которое обычно охватывает людей в самом конце путешествия, раскрыл было «Севастопольский листок», но тут же бросил, едва просмотрев заметки на одной странице. Чтобы хоть чем- то занять себя, он еще раз открыл портфель и проверил, на месте ли бумаги, предназначенные комиссии. «Мой рапорт о проделанной в Москве работе, фотокопии Калитниковского дневника, письмо от Железнякова – все в целости. Осталось лишь передать их в распоряжение генерала Крылова», – мысленно подвел поручик итог ревизии. В другом отделении Шувалов нащупал конверт, но не стал доставать. Письмо от Аглаи, полученное на вокзале перед самым отходом поезда, не стоило того, чтобы его перечитывать.
«Милый Петр! – писала она. – Надеюсь, ты поймешь меня и проявишь благородство. Дело в том, что в ту ужасную ночь мои глаза освободились от какой-то пелены. Я вдруг поняла, что наши с тобой отношения были ошибкой. Но главное, я встретила человека, которого с первого взгляда полюбила больше жизни. К счастью, он ответил мне взаимностью. На днях мы с Юрием уезжаем в Париж. Прощай и не ищи со мной встреч. Постарайся забыть все, что было между нами. Аглая.
