Позже ночью, когда Никколо заснул, Кьяра все продолжала думать о том, как ей дальше жить. Наверное, самым правильным было бы разбудить Никколо прямо сейчас и все ему рассказать. Но она просто не могла себя заставить. Утром Кьяра встала невыспавшаяся и с тяжелой головой.
– Я позвоню сегодня вечером, – пообещал Никколо, целуя ее перед отъездом. – Постарайся избавиться от этой дамы как можно скорее.
Простившись с мужем, Кьяра повернулась, чтобы войти в дом, и встретилась взглядом со стоящей на пороге Сильваной.
– Ты избавишься от меня, когда я получу деньги, – сказала она с улыбочкой. – И я согласна с твоим мужем – чем скорее, тем лучше.
– А что будет потом? – спросила Кьяра.
– Это зависит от того, как быстро я истрачу полученную сумму.
– Ты понимаешь, что, если бы Никколо знал, что происходит, он немедленно вызвал бы полицию? – Кьяра дрожащими руками откинула назад волосы, которые все время лезли в глаза.
– Но он ведь не узнает, – резонно заметила Сильвана. – Ты слишком боишься потерять все это. – Она широко махнула рукой. – И тебя можно понять.
– И на том спасибо, – с горькой иронией ответила Кьяра. – Нам надо ехать в Санто-Феличе. Пока доберемся, банк как раз откроется.
– Но я еще не завтракала! – вздернула брови Сильвана. – Пожалуйста, горячий завтрак чтобы все, как положено.
Услышав про горячий завтрак, Тереза сделала недовольное лицо. По ее мнению, гостям следовало есть то же, что и хозяевам, и не наводить в чужом доме свои порядки. Пока Тереза готовила, Кьяра сама принесла в гостиную свежий кофе.
Сильвана взяла чашку, оттопырила мизинчик.
– Как бы не оплошать, – съехидничала она. – Завтрак в благородном доме, надо держать себя подобающим образом.
Кьяра, не отвечая на колкость, налила себе кофе, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями. Она не должна идти на поводу у Сильваны, она это знала.
– Не смотри так мрачно, – посоветовала Сильвана. – Будешь нервничать – появятся морщины, пострашнеешь. Муж разлюбит. Внешность для тебя – самое главное. Собственно, твоя красота во всем и виновата, – заключила она.
Сама Сильвана красотой не отличалась никогда. Но сейчас она выглядела просто плохо. Тонкие сальные пряди свисали на бледные щеки, короткая шея уходила в сутулые плечи. Как ей в голову пришло заигрывать с Никколо!
В гостиную внезапно заглянул Филиппо, удивленно уставился, увидев обеих женщин вместе.
– Я думал, вы уже уехали, – сказал он Сильване.
– Я еще не позавтракала, – ответила та сухо. – Можешь сбегать и поторопить вашу кухарку. Я тут от голода умираю.
Еще пару недель назад Филиппо обязательно огрызнулся бы в ответ. Но сейчас он только бросил недоуменный взгляд на Кьяру и исчез за дверью.
Разговаривать было невозможно. Женщины сидели в напряженном молчании, когда вошла Тереза с подносом. Она также ничего не сказала, хотя на лице ее было написано глубочайшее возмущение.
Пока Сильвана ела, Кьяра дозвонилась до ближайшего гаража и договорилась о приезде аварийной службы. Теперь нужно было добывать каким-то образом два миллиона лир. Стоя у телефона, Кьяра представила свою дальнейшую жизнь – в постоянном ужасе и страхе, в вечном поиске денег. Это невозможно, сказала она себе. Будь что будет, она откажет Сильване.
Когда она вернулась в комнату, Сильвана многозначительно посмотрела на часы.
– Думаю, банк уже открылся. Можешь ехать за деньгами, а я пока погуляю по саду.
– Я никуда не еду, – твердо произнесла Кьяра. – Едешь ты. За твоей машиной пришлют транспорт. На нем и уедешь.
– Ты не в том положении, чтобы мной командовать, – надменно ответила Сильвана. – Если ты не хочешь, конечно, чтобы я все рассказала.
– Я все же рискну. – Голос Кьяры не дрогнул. – Говори все, что хочешь.
– О, можешь не сомневаться! Я расскажу все! Всю историю с самого начала. Представляю себе, что скажет твой дорогой мальчик, когда узнает, кто ты такая!
– О чем она?
В дверях стоял Филиппо.
– О чем она говорит, Кьяра?
10
Прежде чем Кьяра успела сказать что-либо, Сильвана быстро шагнула вперед.
– Я говорю о том, что девять лет назад у одной школьницы родился внебрачный ребенок. Дальше сам догадывайся, ты же умный мальчик!
Глаза Филиппо распахнулись. На лице его попеременно отразились недоумение, понимание… а потом боль.
