плитке покрывающих внешний слой термокостюма. Далее шла броня, сотканная из сотен тысяч микроволокон прочнейшего полимера, имеющего пластичность обычной ткани и обладающего прочностью броневой стали.
Но главным свойством «пластали», как решено было назвать полимер, являлась необычная вязкость текстур. Пули увязали в такой броне, теряя почти половину своей энергии, и в конце концов сминались, не пройдя и трети защитного слоя. При этом боец ощущал едва ли треть той силы, с которой пуля ударяла в него, а остаточный незначительный эффект запреградного воздействия компенсировался мгновенно впрыскивающимися в кровь стимуляторами. Шлем оснащался системой кругового обзора. Бойцу не нужно было вертеть головой — любое движение справа, слева или позади мгновенно выводилось на внутренний дисплей смотрового забрала.
Внешне костюм не сильно увеличивал габариты бойца, делая его чуть массивнее. Солдат в костюме напоминал рыцаря в латах, но лишенного угловатости и массивности древних воинов. Изначально цвет брони был матово-серым, но стоило включить репликатор сред, как волокна брони имитировали цвет, доминирующий вокруг; солдат не исчезал полностью, но на расстоянии тридцати футов его было очень трудно отделить от общего фона. Это обстоятельство и стало роковым для бойцов взвода морских пехотинцев, игравших роль условного противника: группа из четырех бойцов пропустила цепь и технику через свои позиции и ударила в тыл и правый фланг. И техника и люди погибли почти одновременно, не успев ни разу выстрелить в ответ или сообщить о нападении. Сервоприводы прятались в суставах рук и ног, позволяя прыгать на высоту до двенадцати футов и сгибать двутавровую балку без особых усилий.
Загвоздка была только с оружием, но это быстро было решено: за штатную стрелковую единицу был принят пулемет М60, который существенно доработали, снабдив оптико-визионной системой наведения, позволяющей быстро наводить оружие на цель, не вскидывая его к плечу. Бойцу достаточно было лишь повернуть голову и найти врага взглядом, совместив две прицельные марки. Снайпера вооружили прототипом крупнокалиберной винтовки пятидесятого калибра, его задача была прикрывать подразделение и давать сигнал к началу действий. Решено было сделать его командиром подразделения. Остальные же пятеро обладали достаточной огневой мощью, чтобы вообще забыть про другие средства поддержки на стадии непосредственного огневого контакта с противником. В ранце за спиной боец нес четыре тысячи патронов и, кроме этого, мог осилить еще до пятидесяти килограммов полезной нагрузки. Снайпер дополнительной нагрузки не имел, да и задачи у него были несколько иными. При всей, казалось бы, загруженности отпадала необходимость нести дополнительное снаряжение и припасы: солдат не нуждался в сне и питании десять суток, а по истечении этого времени мог довольствоваться сублимированным в таблетки рационом, продлевающим срок автономного существования солдата вдвое.
По своим возможностям это было сродни атомной бомбе — таким бойцам почти ничего не угрожало в бою. Единственным минусом была зависимость от сферы как ретранслятора энергии, и всего обмена телеметрической информацией внутри подразделения и с группой тактического командования. Батарей самого костюма едва хватало на сорок минут автономной работы. Проблемы были и со спутниковой группировкой: сигнал запаздывал на доли секунды из-за несовершенства аппаратуры спутников, что существенно сужало свободу маневра подразделения. Но все это были частности, которые не портили перспективы развития проекта в целом.
Нужно ли говорить, что министерские шишки уже получили все эти данные от руководителя проекта — полковника Тэлли. Сам полковник был довольно незаурядной личностью, с дипломом знаменитого MIT,[31] гарвардской степенью доктора философии и весьма циничным взглядом на мир вообще и на технический прогресс в частности. Тэлли завербовался в армию после окончательного вывода войск из вьетнамской мясорубки в 1976 году и возглавил комиссию при объединенном комитете начальников штабов, взяв под свое крыло всяких полоумных искателей сокровищ и пришельцев. С тех самых пор он фанатично искал по всему свету чудеса, как настоящие, так и мнимые.
И вот, перевернув горы шлака и нагромождений из всевозможных слухов, суеверий и домыслов, Тэлли вышел на этот затерянный перуанский храм. Находка оказалась своевременной — после Вьетнама в чудеса уже никто не верил. Предпочитая старую добрую «ядерную дубинку», сенатский комитет по обороне урезал финансирование, почти две трети проектов, которые курировал полковник, были заморожены, а сотрудников раскидали по разным подразделениям. Многих просто уволили. Тэлли скрежетал зубами, ругался с большезвездными генералами и тогдашним главой комитета сенатором Финнеганом, но все тщетно — нужен был прорыв, требовалось настоящее чудо. После нескольких лет работы ему наконец-то есть что показать: настоящие супервоины, не знающие страха, стремительные и почти неуязвимые.
После закрытой премьеры на полигоне в Техасе, где трое бойцов расправились со взводом пехоты и тремя БТР за четырнадцать секунд, атакуя растерянных солдат практически в лоб, полковник Тэлли наконец-то получил карт-бланш. И вот теперь полностью укомплектованное подразделение из шести бойцов ждало приказа. Солдат погружали в некое подобие сна, поскольку после частичной модификации на генном уровне эти люди уже мало чем напоминали тех добровольцев, которыми они были год назад. Комплекс инопланетных препаратов изменил организм морпехов настолько, что вне защитных костюмов они были обречены на быструю и болезненную смерть. Органы чувств и вся моторика организма была подогнана под костюм, человек являлся лишь своего рода придатком к нему. Более-менее целыми оставались речевые и мыслительные функции, но и тут был ряд особенностей: без акустического сигнала, транслируемого через информационную сферу, солдаты отказывались повиноваться приказам, и это был досадный нюанс, о котором Тэлли руководству докладывать не спешил. Как и не мог пока внятно объяснить, почему модуляцию сигнала никак не удается воспроизвести на самой современной аппаратуре, и, что более всего тревожило Шона, источником энергии тоже был этот проклятый шар, который лишь ретранслировал потоки неведомой энергии в накопители костюмов бойцов. К расшифровке данных были подключены огромные мощности мэйнфрейма Минобороны, но пока результат был нулевым.
Эндерс миновал просторный коридор и очутился в комнате для инструктажа пилотов, которую адмирал Уоррен любезно выделил для Шона и его команды. В зале уже сидели Нил, Мэтьюс и четверо техников, обслуживавших криокамеры бойцов. На столе были разложены чертежи, а на растянутом белом квадрате настенного экрана была высвечена схема управления подразделением. Парни из технической команды, почти не стесняясь, орали на старших офицеров. Мэтьюс уже находился на грани, чтобы дать по морде зарвавшемуся рыжему сержанту О’Мэлли. Оба вскочили. Рыжий ирландец, перемежая технические термины с отборной бранью, что-то доказывал, тыча пальцем в диаграммы рядом со схемой костюма в разрезе.
— Сколько тебе можно долбить, проклятый тупой янки?! Ретрансляция возможна только на расстоянии двадцати — тридцати пяти миль, после этого наши парни превратятся в безмозглых баранов…
— Да с чего это ты взял, сержант? На испытаниях в каньоне расстояние было пятьдесят!..
Невысокий, щуплый Мэтьюс был почти на голову ниже довольно массивного ирландца. Мэтьюс был с Шоном в одном звании, но, в отличие от Эндерса, имел степень по прикладной математике и ни разу не был в поле. Однако именно этот щуплый потомок уэльских переселенцев первым нащупал ключ к шифру сферы, и именно он, Стэн Мэтьюс, догадался о взаимосвязанности всех фрагментов найденных массивов информации.
— …В жопу меня поцелуй, мистер образованный английский капитан-всезнайка! Там был полигон, плоская как стол равнина, без всяких магнитных аномалий, посторонних переговоров и прочих прелестей. Тут совсем другая песня: долбаные джунгли, и против нас выступят отмороженные индейцы с русскими «Калашниковыми»! Нельзя ребят отпускать дальше четвертного, это мое последнее слово, мистер!..
О’Мэлли же просто был отличным техником-самоучкой, способным на лету ухватить практически любую идею и воплотить ее в конкретный чертеж. Отличаясь взрывным характером, Филипп, или же просто Фил-дам-в-грызло О’Мэлли, проявлял ангельское терпение только в тех случаях, когда дело касалось воплощения в чертеже какого-нибудь хитрого механизма. А его здоровенные ручищи, напоминавшие экскаваторные ковши, могли провести сложную пайку схемы такой тонкости, что любой нейрохирург просто удавился бы от зависти. Кроме того, Фил обладал чутьем на всякого рода технические подлянки еще на стадии теоретической разработки и, только взглянув в выкладки теоретиков, почти сразу мог сказать, будет та или иная хрень работать или так и останется красивой мечтой. Когда же очередь доходила до общения с людьми, рыжий ирландец никаких границ не признавал. Поэтому, поморщившись от накатывающих приступов мигрени, Эндерс решил обозначить свое присутствие:
— Всем смирр-на!
