караульную службу, вникал в, казалось бы, несущественные мелочи.
Сейчас это был уже не тот Дипонегоро, каким его знали в первые дни восстания. Тогда он искал поддержки у пангеранов, раджей, бупати. Без их участия в движении успех дела не мыслился. Теперь он главным образом опирался на народ и только ему доверял целиком. Он слишком хорошо знал изменчивую природу вельмож, чтобы полагаться на них во всем. Народ признал его своим вождем — и это главное. С принцами, потомками султанов, дело обстояло сложнее. Каждый из них стремился занять главенствующую роль, стать руководителем. В их среде существовала иерархия, каждый хвастал своей родовитостью и выполнять приказы какого-то «выскочки» Онтовирьо не считал нужным.
Дипонегоро стремился создать регулярную армию по типу европейских, хотя и понимал невыполнимость подобной задачи. Слишком уж примитивным вооружением располагала народная армия, ее пешие воины. Огнестрельное оружие имелось только у дворян. Несколько бамбуковых пушек не могли сравниться с голландской артиллерией. Бамбуковое копье, конечно же, не летит так далеко, как пуля из голландского штуцера.
И все ж даже в плохо вооруженной армии должно существовать беспрекословное подчинение младших старшим, нужна крепкая дисциплина. Дисциплина необходима и для того, чтобы вельможи, наподобие Мангкувиджайя, не действовали самочинно, не отменяли приказов главнокомандующего, не глумились над воинами-крестьянами.
Мангкувиджайя не отличался скромностью. Он требовал, чтобы его ввели в Главный штаб, окружил себя комфортом, плел интриги и, как поговаривали, поддерживал тайную связь с сусухунаном. Он по- прежнему признавал законным султаном Джокии малолетнего Мас Менола. Но так как Мас Менол находился в руках голландцев, то следовало подыскать нового султана. Мангкувиджайя предлагал на трон султана «Земли Свободы» свою кандидатуру. Пусть другие воюют, а он будет управлять. Он даже, пожалуй, согласен оставить на посту главнокомандующего этого «мужицкого принца» Дипонегоро. Конечно, с тем условием, если в штаб введут сына Мангкувиджайя принца Нотопроджо. Разумеется, простолюдину Киаю Моджо в штабе делать нечего. Мархаэн должен трепетать перед родовитой знатью, иначе начнется то же самое, к чему призывает Имам Бонджол на Суматре… Нашлись вельможи, которые разделяли точку зрения Мангкувиджайя.
— В словах этого индюка есть доля истины, — сказал мудрый Киай Моджо. — Вельможи привыкли повиноваться тому, кто выше их по титулу. Иначе они никогда не утихомирятся и будут претендовать на корону. Нам нужен султан. Султан Свободы, избранный самими принцами и народом, человек с железной рукой и яростной ненавистью к голландцам. Что может объединить и простолюдинов и вельмож? Вера! Наш султан должен стать также руководителем правоверных и главой ислама. Пусть вся власть, и духовная и светская, сосредоточится в одних руках. Только таким образом мы сможем подчинить всех общему делу восстания, создать Государство Свободы.
Я хорошо знаю историю. Так поступал великий Бабек, вождь персов и азербайджанцев. Он правил двадцать два года. Его армия насчитывала двести тысяч человек. У него не было даже конницы, не было осадных орудий, но он побеждал арабских халифов…
Историю вождя крестьянского восстания Бабека знал и Дипонегоро. В свое время он очень внимательно прочитал арабскую хронику о Бабеке.
Вождь крестьян — хуремитов Бабек, выросший среди нищеты, невежества и угнетения, в IX веке поднял восстание. На территории иранского Азербайджана он создал государство, в котором было уничтожено право собственности, землей владели те, кто ее обрабатывает, богатство перешло к бедным, женщина считалась равноправной с мужчиной.
«Между богатыми и бедными могут быть только меч и борьба», — говорил Бабек в первые годы правления. Его погубил предатель-феодал.
Когда семьдесят потомков всех султанов Джокии, возглавляемые Мангкубуми, Беи и Киаем Моджо, пришли в хижину, где отдыхал Дипонегоро, и объявили волю народа, принц Свободы нахмурился.
— Вы предлагаете мне короны всех княжеств — и древних и современных, хотите провозгласить меня заместителем аллаха на земле, маленьким богом.
Справедливо говорил Киай Моджо о Бабеке. Бабек объявил себя богом и требовал поклонения от крестьян и окружающих. Я думаю, что Бабека погубило не предательство: он еще раньше сам погубил себя, потребовав божеских почестей. Зачем человеку титулы и почет, если его родину терзают враги? Будем готовиться к битве за Плерет…
Кокосовый орех достигает своей полной величины спустя двести пятьдесят дней после цветения пальмы, а полной зрелости — после четырехсот пятидесяти дней.
Еще не поспели те орехи, что в прошлом году гроздьями висели на тонких стволах пальм Селаронга, а народная армия Дипонегоро уже превратилась в могучую силу, созрела для серьезных боев. И не помогут де Коку подкрепления, которые подбрасывает ему генерал-губернатор из Богора, Семаранга и Мадуры…
Борьба за Плерет началась 16 апреля 1826 года и закончилась только 9 июня. Почти два месяца сдерживал де Кок натиск повстанцев. Очень скоро генерал понял, что его заманили в ловушку.
Дипонегоро очень бережно расходовал силы. Его отряды лишь изредка совершали смелые налеты на позиции врага. Этими конными отрядами руководили Киай Моджо, юный Сентот и сын Беи Правиракусума.
Тут, под Плеретом, Дипонегоро и смог впервые по-настоящему оценить полководческий талант Сентота.
Кто научил ребенка всем премудростям страшного дела — битвы? Он не бросался на врага сломя голову, хотя и прослыл в короткое время удальцом. Он действовал очень расчетливо, умел сосредоточить в нужный момент и в нужном месте больше сил, чем было в этот момент и в этом месте у голландцев, очень быстро подмечал каждый промах в действиях противника. Сентот стал бичом для голландских обозов. Его ударная группа одевалась в латы голландских кирасир и потому могла среди дня подъезжать к обозам на весьма близкое расстояние. Когда голландцы обнаруживали обман, было уже поздно. Пришлось де Коку даже издать специальный приказ, по которому артиллерии и кавалерии запрещалось отрываться от транспортов. За голову Сентота назначили большое вознаграждение.
Окруженная со всех сторон, голландская армия стала испытывать недостаток в продовольствии и зарядных ящиках. Слишком уж щедро расходовались боеприпасы в первые дни. Но стоило голландцам сделать попытку прорваться к Джокьякарте, как они встречали мощные заслоны.
9 июля Дипонегоро перешел в решительное наступление. Голландские полки были смяты, растерзаны. На солдат обрушились тучи копий и дротиков. В гуще столкнувшихся грудь с грудью людей то там, то здесь появлялся Дипонегоро на черном арабском жеребце. Бамбуковые копья и клеванги скрещивались с голландскими штыками и шпагами.
С остатками войск де Кок и ван Геен устремились не в Джокьякарту, а в Дексо. Но отряды Сентота и Киая Моджо обошли голландцев и разбили их наголову. Генералы, потеряв все, бежали в Суракарту.
Дипонегоро вернулся в свою резиденцию в Дексо. К нему подвели пленных.
— Голландцы под охраной будут убирать урожай на крестьянских полях, а этих… казнить на главной площади!
«Эти» — были офицерами сусухунана и Мангкунегоро.
— Но ведь они правоверные мусульмане, сыновья знатных людей! — возмутились Мангкувиджайя и его сын Нотопроджо.
— Ад соскучился по предателям… А ты, Нотопроджо, вел себя, как трусливая птица-носорог: вместо того чтобы сражаться, отсиживался в кустах. Отстраняю тебя от командования. Командовать отрядом будет юный пахлаван Сентот!
Нотопроджо стоял, понурив голову. Позеленевший от злости пангеран Мангкувиджайя выкрикивал:
— Где есть справедливость? Я протестую и требую…
Но его уже никто не слушал: кто станет прислушиваться к голосу человека, сын которого трус?
Узнав, что в Нгленконге появился голландский отряд лейтенанта Губерта, Дипонегорв сразу же послал туда Киая Моджо, Сентота, принца Пурбакусуму и сына Беи. Голландский отряд охранял новых опекунов несовершеннолетнего султана Джокии, назначенных генерал-губернатором вместо Дипонегоро и Мангкубуми.
