Генерал де Кок даже подскочил от восторга:
— Изумительная идея! Немедленно вернуть старого орангутанга!.. С почестями, с триумфом… Несчастная жертва политического недоразумения… Мы совсем забыли, что Сепух все еще жив и коротает дни на Пинанге. Довезти знатную развалину в сохранности, обложить ватой. Дельце поручаю вам, Стуерс!.. Возьмите в помощники Иуду и еще кого-либо из туземных принцев, хотя бы того же Мангкувиджайя.
— Будет выполнено!
Гнетущая тревога не покидала генерала де Кока. Последним ударом явилась полная отставка ван дер Капеллена: его просто вышвырнули, как нашкодившего мальчишку, — ведь он не смог задушить восстание в самом начале!
К ван дер Капеллену де Кок уже приспособился, а тут пожаловал вместо него новый хозяин — генеральный уполномоченный Висконт дю Бюс де Гисиньи, человек мелочный и злой. Он бестактно вмешивался в дела командующего, самолично смещал не понравившихся ему людей, своими распоряжениями вносил путаницу и сутолоку.
Де Кок предлагал генеральному уполномоченному великолепный план разгрома повстанцев: нужно разъединить провинции мощными укреплениями, построить новые форты, крепости.
Гисиньи визжал от гнева и скупости: — Вы с Капелленом разорили казну! Я не желаю тратиться на всякие там укрепления. Позор вам… Не можете справиться с кучкой туземцев. Я буду ходатайствовать, чтобы вас сняли и разжаловали… Денег вы не получите. Выпутывайтесь, как знаете.
Де Кок приходил в отчаяние. Жалкий крохобор Гисиньи…
Финансовый чиновник Гунс пометил в дневнике: «Мы истратили на Дипонегоро уже десять миллионов гульденов. И это лишь за два года войны! А конца ей что-то не видно. Де Гисиньи, конечно же, прогорит, несмотря на свою потрясающую скупость…»
И все же нужно отдать справедливость генеральному уполномоченному де Гисиньи: он сумел перебросить из всех «внешних владений» войска на Яву, даже махнул рукой на Суматру и на Имама Бонджола, насильственно произвел мобилизацию, согнал в Соло китайских ремесленников, жителей горных районов, подростков и даже малярийных больных, реквизировал оружие у китайских купцов, обратился за помощью к англичанам.
В августе 1826 года армия Дипонегоро, разбив отряды майора ле Брона и генерала ван Геена в Кедживане и Бантуле, вышла на склоны вулкана Мерапи. Отсюда в подзорную трубу хорошо просматривалась столица султаната Суракарта, до нее было не больше двадцати пяти километров. Голландцы и солдаты сусухунана возводили укрепления вокруг города.
28 августа развернулись бои уже на подступах к Соло. Народная армия взяла Делангу, Калитан, заняла, окрестные кампонги. Киай Моджо вышвырнул голландцев из своей родной деревни Моджо, овладел Менангом южнее Суракарты.
Дипонегоро обходом с севера и юга намеревался зажать Соло в клещи, а затем окружить. Штаб он перенес в населенный пункт Сукореджо. В этих боях снова отличились Сентот, сын Мангкубуми Натадининграт, сын Беи Правиракусума и командир большого отряда Басах Усман, который с самого начала взял под покровительство юного Сентота.
Здесь расправил крылья молодой орел — сын Дипонегоро Аном. Второй сын — Дипокесума — никакими подвигами не прославился. Как-то после боя он пришел к Дипонегоро и с таинственным видом передал письмо.
— Кто тебе его вручил?! — вскричал Дипонегоро.
— Нотопроджо. Он не посмел явиться тебе на глаза. Ведь его отец перешел к сусухунану…
Дипонегоро тер кулаками глаза и все не верил: письмо было от деда Сепуха. Он, хвала аллаху, все еще жив и находится в гостях у своего державного друга сусухунана в Суракарте. Голландцы относятся к нему с большим почтением, вернули несуществующий трон в Джокьякарте.
Сепух призвал внука положить конец войне, отказаться от титула султана, вернуть корону ему, Сепуху, и сдаться на милость голландцев. Разумеется, необходимо сразу же приостановить наступление на Соло. В противном случае Сепух обещал обратиться к народу и пангеранам с воззванием, объявить Дипонегоро захватчиком власти, предать его проклятью, И хотя время было горячее, Дипонегоро сразу же собрал свой штаб.
Мангкубуми и Беи были сыновьями Сепуха. Как они отнесутся к его письму? Будут ли вести войну против престарелого отца? Среди остальных принцев также насчитывалось немало прямых потомков Сепуха.
В острых умных глазах Беи пряталась усмешка.
— Наш отец султан Сепух слишком дряхл, и ему не следовало бы утомлять себя мирскими делами. Смешно, когда девяностолетний старец рвется к власти. Ненасытная жажда жизни — великий грех. И можем ли мы поручиться, что человек, находящийся в руках наших врагов, действует по собственной воле? Сепуху нужен престол, народу нужна Свобода. Я выбрал народ…
— Дитя мое, султан Абдуллхамид, слишком великие, жертвы принесли мы общему делу, чтобы отступать перед волей одного человека, если даже этим человеком является наш отец. Я — за Свободу, — сказал Мангкубуми.
— Жалкая уловка голландцев, — определил Киай Моджо. — Что может быть выше интересов народа?
— Мы созовем всех пангеранов и выслушаем их… — предложил Дипонегоро. — Но решающее слово остается не за ними, а за такими, как Абдулла, за мархаэном.
На глазах у повстанцев враг возводил укрепления, следовало спешить. О письме Сепуха можно было бы сообщить после того, как будет взята Суракарта. И все же пришлось заниматься этим делом; Дипонегоро понимал, что Сепух направил, письмо не только ему. Что думают пангераны? От них можно ожидать всего: измены, вероломства. Он собрал пангеранов.
Конечно же, все знали, что объявился Сепух. Завязался спор. Единства мнений не было. Некоторые даже предлагали похитить Сепуха.
— Вы провозгласили меня султаном, присягнули на верность, — сказал Дипонегоро. — Сотни наших людей уже поплатились жизнью за Свободу. Кому по нраву рабство, кто хочет прислуживать голландским чиновникам, пусть уходит. Очистившись от колеблющихся, мы станем крепче… Сепух стар. Что будет с вами, если аллах призовет его в свой деван?..
— Все-таки лучше было бы захватить Сепуха, — посоветовал кто-то.
— Этим делом займусь я, — вызвался Киай Моджо.
Пангераны были в нерешительности, и все-таки никто не пожелал сдаваться на милость голландцев. А Сепух?.. За девяностолетним старцем можно идти только в рай.
Конные отряды Киая Моджо и Сентота совершили дерзкий налет на Соло. Но прорваться в кратон не удалось.
— Возьмем Сепуха в другой раз, — пообещал Сентот.
Дипонегоро с ходу занял деревню Гавок. Теперь до Соло оставалось всего шесть километров. Так как разведчики донесли, что генералу ван Геену удалось пробраться в тыл к повстанцам, Дипонегоро решил перейти к круговой обороне. И это была непростительная, если не роковая, ошибка.
Отряды голландского офицера Кохиуса, сусухунана, Натакусумы, а также голландского резидента Суракарты двинулись на Гавок. Со стороны Джокьякарты подходил ван Геен. Под Суракартой скопилось не менее тридцати тысяч войск, подвластных голландскому штабу. Де Кок стянул сюда всю артиллерию и кавалерию. Вмешательство де Гисиньи на сей раз носило для голландского штаба благоприятный характер: он подбросил из Батавии резервы. Сусухунан Паку Бувоно сам лично повел отряд на Гавок.
15 октября 1826 года разгорелось сражение. Столкнулись две силы, и одна из них должна была победить. Особенно большой урон наносила народной армии голландская артиллерия.
Густой дым трепетал над потемневшей листвой панданусов и бананов. Женщины — добровольные санитары — не успевали относить в укрытия раненых. Небольшой отряд из крестьян беспрестанно закладывал камнями глубокие пробоины в стенах. Дыхание пожара обжигало лица. И высокие обугленные пальмы, и стена кратона, и холмы — все было залито медно-розовым светом.
…Высокая фигура Дипонегоро в белой чалме словно застыла. Он наблюдает за ходом боя. Мангкубуми, Сентот, сыновья Аном и Дипокесума — на конях. С яростным воем, выкриками «амой»
