Юрий КОЛЕСНИКОВ
Координаты неизвестны
Дружба, спаянная кровью
В мартовские дни 1944 года на польских дорогах, ведущих к Раве-Русской, Холму, Люблину, можно было увидеть наскоро написанные от руки таблички «Achtung! Partisanen Kolpack!».
«Внимание! Партизаны Ковпака!» — этим же тревожным предупреждением пестрели приказы главного командования вермахта, циркуляры гестапо и жандармерии, телефонограммы бургомистров и начальников частей так называемой службы безопасности или СД.
Уже больше месяца партизанская дивизия имени дважды Героя Советского Союза С.А.Ковпака громила фашистов на территории оккупированной ими Польши за сотни километров от линии фронта, поднимая народ на борьбу с гитлеровцами. На марше партизанская колонна растягивалась на шесть — семь километров. Пожары на фашистских фольварках, складах с боеприпасами и горючим были видны ночью за десятки километров, отмечая пройденный дивизией путь.
Встревоженное неожиданным появлением в этих местах партизан гитлеровское командование в срочном порядке снимало свои части, находившиеся на отдыхе, разгружало эшелоны с войсками, следовавшими на Восточный фронт, чтобы быстрее расправиться с дивизией. Не раз, обнаружив дивизию с воздуха, гитлеровцы бомбили ее на марше, пытались навязать дневные бои, окружить и уничтожить. Однако, искусно маневрируя, партизаны всякий раз с боем прорывались из окружения и стремительно продолжали рейд.
Однажды после пятидесятикилометрового перехода, к рассвету, части дивизии расположились в близких одно от другого селах на кратковременный отдых. Дежурные заняли оборону, перекрыли дороги, ведущие к главным магистралям, а подступы к ним заминировали. Там, где предполагалось появление противника, были выставлены заслоны, усиленные легкой артиллерией.
С наступлением дня всякое движение в расположении дивизии прекратилось, жизнь в селе, казалось, замерла. Только серовато-белый дымок струился из труб в пасмурное мартовское небо — польские крестьяне готовили обед для партизан. Изредка, прижимаясь к изгородям, гуськом пробегали разведчики: одни уходили на выполнение задания, другие возвращались. Через каждые пять-шесть домов, притаившись, стояли часовые и зорко следили за всем, что происходило вокруг, а главное — за воздухом.
В полковых санитарных частях не спали. Кипятили воду, стерилизовали шприцы и скальпели, нарезали бинты из грузовых парашютов или из кусков домотканого холста. Тишину лишь изредка нарушал приглушенный стон раненых. Оперировали круглосуточно, ведь даже кратковременный отдых создавал «идеальную» обстановку, обычно операции делали чуть ли не на марше.
Стал располагаться на отдых и штаб полка. Войдя в просторную чистую комнату, старший лейтенант Томов, помощник начальника штаба полка по разведке, оглядел помещение. Хатой он остался доволен и тотчас же велел связным вносить имущество.
У большой крестьянской печи хлопотала пожилая полька — хозяйка дома. Обернувшись на шум, она добродушно спросила Томова:
— Пан бендзе до нас мешкать?
— Нет, хозяичка. Мешать мы вам не будем…
Полька сделала удивленное лицо, но промолчала. А когда связные стали вносить вещи, снова задала свой вопрос:
— Пан бендзе мешкать? Мешкать до нас?
— Что вы, мамаша, не беспокойтесь, не будем мы мешать, — наперебой спешили заверить хозяйку связные.
В это время с охапкой дров в руках в комнату вошел хозяин. Он о чем-то поговорил с женой и подошел к Томову.
— Пан мувил цо не бендзе мешкать, але юш мешкае? — учтиво проговорил он.
«Что за чертовщина! Придется, видно, перейти в другой дом, раз хозяева считают, что мы им мешаем…» — подумал Томов и хотел уже дать распоряжение подыскать для штаба другое помещение. Недоразумение разрешил полковой врач Зимма. Чех по национальности, он до войны долгое время жил в Польше и польский язык знал хорошо. Он-то и объяснил, что «мешкать» по-польски вовсе не означает «мешать».
— «Мешкать» — это жить, проживать, — сказал Зимма со смехом.
Обстановка сразу разрядилась. Пан Янек, так звали хозяина, оказался добродушным и словоохотливым. Он с готовностью объяснил, в каких направлениях от деревни расположены «воеводства» — районные центры, какие там гарнизоны и что особенно старательно охраняется оккупантами.
Все это было очень важно, тем более, что командование дивизии намеревалось задержаться в этих местах на два — три дня, так как после непрерывных боев партизаны очень нуждались в отдыхе.
Надо было дать передышку и коням. Длительные ночные переходы измотали их. К тому же почти все лошади были раскованы. Правда, снег уже сошел, ко по ночам, когда дивизия находилась в рейде, дорога подмерзала. Лошадей надо было ковать, и партизанские старшины собирали по селам кузнецов. К этому важному делу привлекли и пана Янека.
Во время обеда пан Янек неожиданно хлопнул себя по лбу:
— Старый дурень! Чуть не забыл! — и он рассказал, что по ту сторону шоссейной дороги Тарногруд — Замостье, в селе Щевня, одна польская семья укрывает раненого советского летчика. Более того, дан Янек сказал, что летчика будто бы привезли в тот дом… немцы!
Последние слова хозяина вызвали у партизан недоверие. Мало ли какие слухи ходят среди местных жителей! А те все выдают за правду.
Но пан Янек стал клясться, что это действительно так.
— Они даже доставляют ему продукты и лекарства… Так, так!.. А неделю назад на бронеавтомобиле привезли к нему нашего лекаря, поляка из Билгорая.
— Вряд ли немцы стали бы укрывать советского летчика да еще доставлять ему медикаменты и продукты. Не верится что-то! — скептически заметил Томов.
Но доктор Зимма был другого мнения:
— А почему бы и нет?.. Может, среди немцев есть коммунисты!..
Томов пожал плечами, однако о рассказе пана Янека немедленно доложил командиру полка и в штаб дивизии.
К вечеру того же дня была снаряжена небольшая, хорошо вооруженная группа из конных разведчиков, посаженных на подводы взвода автоматчиков. Они взяли с собой сорокапятимиллиметровую пушку. Задача состояла в том, чтобы доставить в дивизию раненого летчика, если рассказ пана Янека подтвердится.
Командиром назначили старшего лейтенанта Томова, но в последний момент решили, что с группой пойдут еще комиссар батальона капитан Тоут и доктор Зимма. Летчику, возможно, придется оказать медицинскую помощь. Проводником стал пан Янек.
Группа шла всю ночь. Пан Янек знал местность отлично и вел партизан кратчайшей дорогой. Однако чем ближе подходили партизаны к намеченной цели, тем больше убеждались, что к рассвету Щевни не достичь. Дорогу, как нарочно, развезло, и местами, в низинах, колеса пушки и подвод вязли по ступицы. Шли медленнее, чем предполагали, и это несколько изменило намеченный план.
К семи часам утра группа вышла из леса. Впереди лежала открытая местность. Идти тут было уже небезопасно, тем более, что невдалеке виднелось шоссе. По словам пана Янека, здесь с раннего утра начиналось непрерывное движение.
Но Томов решил двигаться вперед. Взмыленные кони пошли рысью.
Когда начало светать, партизаны находились недалеко от шоссе. Удастся ли перемахнуть его незамеченными?!
