Васин, показавшийся Ефимову при первом знакомстве человеком черствым, неразговорчивым, как-то сразу преобразился. Он предложил Ефимову распределить рации, питание к ним и прочий груз между бойцами его подразделения и высказал искреннее сожаление, что ничем больше не может помочь.
Ефимов принял предложение с благодарностью, но приказал отдать только вещевые мешки со взрывчаткой, капсюлями, детонаторами и другими приспособлениями к минам и часть запасных комплектов питания.
— Радистам не положено расставаться со своими рациями, — ответил он на повторное предложение Васина распределить и рации.
Изотов нес теперь лишь динамомашину, или, как обычно ее называли радисты, «крутилку», а Ефимов при себе оставил главную рацию — портативную — и полевую сумку с документами.
Тронулись в путь. Все почувствовали облегчение, но ненадолго: Васин отказался остановиться на дневку. Он, наоборот, предпочитал двигаться только днем.
— Сейчас видно, куда идешь и что делается вокруг. А что ночью? — парировал он доводы Ефимова.
Было тяжело после бессонной ночи, но Ефимов с товарищами решили не отставать. Так они и шли, подолгу отдыхая, однако и переходы совершались немалые. Васин шагал бодро, людей вел уверенно, отдавал четкие приказания, отчитывал отстающих, не терпел пререканий, хныканья.
К радости Ефимова и его товарищей, день прошел спокойно. Остановились на отдых, только когда стало темнеть. Ефимов очень удивился, узнав, что старший лейтенант разрешил разжигать костры. Он поделился своими опасениями с Изотовым.
— Не стоит вмешиваться, — заметил старший сержант. — Не он к нам, а мы к нему примкнули. Будем подчиняться…
От костров повеяло ароматом смолистой хвои. Шипели мерзлые сучья. Промерзшие, изголодавшиеся партизаны, плотно набив снегом котелки, обступили костры. Обжигаясь, жадно пили кипящую безвкусную воду. Согревали, как они говорили, душу…
Ефимов беспокоился. Самоуверенные действия старшего лейтенанта он считал рискованными. Правда, день прошел спокойно и ночью вражеская артиллерия уже не обстреливала весь лес квадрат за квадратом, как прежде, но ведь это могло быть потому, что теперь каратели углубились в лес.
Кое-кто во взводе стал осуждать чрезмерную осторожность Ефимова, приказавшего радистам быть подальше от костров. Огонь притягивал людей как магнит. Некоторые помощники радистов пошли варить куски ремня. Говорили, получится «суп».
К связистам подошли Лора и Васин. Обращаясь к Ефимову, старший лейтенант не без иронии заметил:
— Чего хоронитесь, к кострам не идете погреться?
Никто не ответил.
— Что ж! Вольному — воля, спасенному — рай, — так и не дождавшись ответа, сказал Васин и медленно побрел обратно.
Ефимов помрачнел. Он уже жалел, что изменил свое решение, терзался, искал оправдания своему поступку. «Колонна ушла в противоположную сторону, лишена связи с Большой землей, а мы спасаем свою шкуру, так что ли? — мысленно спрашивал он сам себя и отвечал: — Но ведь я обязан сохранить людей, рации и документы. На юго-запад путь, конечно, короче, по еще вопрос — проскочили бы там?»
Изотов уже давно воевал вместе с Ефимовым, делил с ним партизанские радости и горести. Он заметил подавленное настроение друга и решил подбодрить его:
— Погоди, Игнат Петрович, огорчаться… Может, часть нашего батальона тоже ушла на север? Почем знать? А если нет, так тоже не беда: дадим крюк, а к своим вернемся. Главное — сохранить рации и связь с Москвой…
Не успел Ефимов ответить, как внезапно совсем близко раздалась автоматная очередь и вслед за нею затрещало множество автоматов и пулеметов. Нити трассирующих пуль потянулись из глубины леса к кострам. Шквал огня был направлен на столпившихся у огней партизан. Лес гудел, эхо умножало шум и катилось куда-то вдаль.
Вскоре раздались разрозненные ответные выстрелы, послышалась длинная очередь станкового пулемета, но вдруг оборвалась…
Неравенство сил и невыгодность положения партизан были очевидны. Ефимов подал команду: «За мной» — и, упав в рыхлый снег, стал отползать в сторону. Позади вспыхивали осветительные ракеты, не прекращалась стрельба.
Долго выбирались из зоны огня. Ефимов чувствовал, что кроме Петра Изотова за ним ползут еще несколько человек, а когда наконец остановились, он насчитал всего восьмерых, среди них были Лора и старший лейтенант Васин, который, видимо, не успел отойти далеко от группы Ефимова, когда грянули залпы карателей. Выходит, вместо того, чтобы попытаться вывести своих бойцов из-под обстрела, он попросту сбежал. Так подумал Ефимов, но Васин изобразил дело иначе. И хоть его никто не спрашивал, он счел нужным объяснить свое появление.
— Вот дьявольщина! Еле дополз до костров, а там пусто, разбежались… Ползу обратно — и вас нет на месте! — тоном упрека заключил он.
Такое объяснение не рассеяло подозрений Ефимова, но он не хотел говорить об этом в присутствии бойцов, да и не до того было.
Все настороженно прислушивались к одиночным выстрелам и коротким перестрелкам, раздававшимся с разных сторон, напряженно всматривались в тьму леса, освещаемого вспышками ракет, и безостановочно шагали, чтобы скорее и дальше уйти от злополучного места.
Из своего взвода Ефимов не досчитался шести человек, как раз помощников радистов, что ушли к кострам. Теперь было бессмысленно ждать их или разыскивать. У каждого из них при себе было оружие. Ефимов всегда внушал товарищам, что в тылу врага нельзя ни на минуту оставаться без оружия. «Неожиданности тут могут быть каждую минуту!» — говорил он. Вспоминая об этом, он не мог простить себе, что не запретил им в категорической форме уходить к кострам, как это сделал в отношении радистов. И вообще, ругал себя за то, что поддался уговорам и изменил первоначальный маршрут. Ведь сердце подсказывало ему, что на севере должны быть ловушки, и хоть сейчас поздно было об этом думать, он думал и терзался.
Одно обстоятельство в какой-то мере успокаивало его: все рации были целы, с ним остались оба радиста и два шифровальщика. Стало быть, связь с Москвой будет установлена, как только они выберутся из зоны блокады.
Не отстал от него и верный помощник Петя Изотов, который, чувствуя долю своей вины за случившееся, теперь старался во всем поддержать Ефимова. Радовало и то, что, несмотря на переполох, Изотов успел захватить «крутилку», а помощник радиста Игорь Гороховский, казавшийся Ефимову нерасторопным да и вообще не вполне надежным, не только не оставил свою сумку с запасными батареями, но прихватил еще и чужую.
На месте была и пухлая полевая сумка с шифрами и документами. С ней Ефимов не расставался. Даже ложась спать, клал ее под голову не снимая. «Без этой «подушки», — говорил он, — голова мне ни к чему!»
К утру Ефимов остановил группу на дневку. Приказал всем тщательно замаскироваться в снегу и без его разрешения никому никуда не отлучаться в течение всего дня.
Нападение карателей многому его научило. Он стал суровым, даже злым. Тоном, не терпящим возражений, объявил, что вновь избрал маршрут на юго-запад, в Белорусские леса.
— Кого это не устраивает, может идти на все четыре стороны, — заключил он, имея в виду, конечно, только старшего лейтенанта Васина и Лору. Они были из отряда, которым командовал недавно погибший капитан Скандилов.
Никто из «чужаков» не произнес в ответ ни слова.
…Двое суток пробирались по глухому лесу девять партизан. Мороз, глубокий снег, тяжелая ноша и голод утомили всех до предела. На очередной дневке Ефимов и Изотов закопали запасные батареи для приемника, оставив лишь самое необходимое. Еще раньше все, включая Ефимова, побросали личные вещи, а теперь даже самый выносливый из них — Петя Изотов извлек из кармана и выбросил огрызок мыла и
