ГЛАВА ПЯТАЯ
– Я тоже, – ответила Сьюзен. – В траурном платье я выгляжу как кусок хлеба, размоченный в молоке.
– Тогда долой все эти вороньи наряды! Сегодня я надену малиновое.
– Тебе не кажется, что это будет выглядеть слишком вызывающе?
– Ну и что, – беспечно отозвалась Сара. – В конце концов, это бал Двенадцатой ночи.
– Что бы ты ни надела, он будет смотреть только на тебя.
– Он может смотреть на кого ему угодно.
– Вы лгунья, Сара Леннокс, – уличила ее Сьюзен. – Стоило бы только его величеству взглянуть на кого-нибудь другого, и вы бы пришли в бешенство.
Сара усмехнулась:
– Твоя беда в том, что ты меня слишком хорошо знаешь.
Две юные леди из Холленд-Хауса дружно рассмеялись, а потом вновь посерьезнели, обсуждая животрепещущие проблемы туфель, украшений, причесок и драгоценностей, подходящих для бала Двенадцатой ночи.
С тех пор как Саре исполнилось пятнадцать лет, прошло уже девять месяцев, за которые изменилась судьба целой нации. Двадцать пятого октября 1760 года король Георг II встал в шесть часов утра, пересчитал, все ли монеты на месте в его кошельке, – так, по крайней мере, заявлял ехидный Гораций Уолпол, – и позвонил, приказывая принести шоколад. Часом позже король направился в уборную и вскоре был обнаружен там мертвым – падая, он ударился виском о край деревянного сиденья.
– Что за место для конца жизни! – с отвращением заметил Фокс своей жене.
– Действительно не слишком приличное, – поморщилась она.
– Впрочем, старик и так зажился на свете. Протяни он еще шестьдесят дней, и ему бы исполнилось семьдесят семь лет.
– А теперь вместо него у нас остался двадцатидвухлетний юноша.
– Плюс мать этого юноши вместе со своим любовником. – Фокс нахмурился так, что его черные брови сошлись над переносицей.
Никто еще не знал, какое влияние имеет принцесса Августа на нового короля, и эта неизвестность раздражала Фокса.
Бывший принц Уэльский, а ныне король Георг III, не пытался скрыть свои чувства к Саре. Действительно, на полудюжине светских собраний, прошедших с их первой встречи, юноша уделял Саре столько внимания, сколько позволяли жесткие рамки этикета. И теперь на его первый бал Двенадцатой ночи после окончания траура, когда всем было вновь позволено одеваться в яркие цвета, но гостей еще собиралось совсем немного, Сара и се родные первыми получили приглашения.
– Важный знак, верно? – подозрительно сказал Фокс.
– Только мать его величества так не считает, – резко возразила Кэролайн, вкладывая в эти слова все свое недовольство.
– Эта несносная женщина!
– Король должен понять, что он уже вырос из пеленок.
– Если только эти пеленки не будут приготовлены под нашей крышей.
– Мистер Фокс, что вы опять задумали! – с упреком воскликнула Кэролайн. – Я уже говорила вам – нельзя вмешиваться в естественный ход событий.
– Я всецело на стороне естественности, моя дорогая, и вы должны об этом знать, – он подмигнул большим блестящим глазом, – но я не прочь время от времени протянуть ей руку помощи.
– Что вы хотите сделать?
– Подождите – и увидите сами, – ответил ее хитрый супруг. – Всему свое время.
После этого разговора Кэролайн, не переставая тревожиться, отдала свое черное платье и нижнюю юбку горничной, приказав упрятать их подальше, а сама после купания в своей спальне облачилась в роскошное и элегантное сиреневое атласное платье. Радуясь не меньше молодежи возможности снять траур по королю, Кэролайн укрепила в прическе пурпурные страусовые перья, воткнула в волосы два серебряных гребня и торжественно застыла перед зеркалом. Но тут же ее серьезное голландское лицо погрустнело, и Кэролайн испустила тяжкий вздох.
– О, как я постарела! Как ужасно я выгляжу!
Она подправила прическу, припудрила щеки розовой пудрой и подкрасила губы. Проделав все это и слегка осмелев, Кэролайн посадила себе на скулу мушку в виде сердечка.
– Вы сегодня недурно выглядите, – заметил Фокс, появившись из своей гардеробной.
– Только что я думала совсем иначе.
– Вздор! – Он поцеловал ее, задев за нос напудренной буклей парика. – Вы прелестны, как в день нашей свадьбы.
– Если бы это было правдой… – польщенно вздохнула Кэролайн.
