неизбежны. Но здесь, в столице! Странно…

Помешивая варившиеся ягоды и зажмурившись от едкого дыма, выбивавшегося из-под тазика, довольная, что нашла слушателя, женщина продолжала:

— Таков уж порядок. Одному густо, а тысяче пусто. Да притом и пикнуть не смей! Как что, так они сразу в полицию, а оттуда уже известно куда… Смотрели бы лучше за порядком, а то до чего дожили… Слыхали? Это сын-то изрезал своих родителей на кусочки! Прости меня, господь! А! Нужно же дожить до такого зверства, чтобы из-за миллиона лей, будь они прокляты, родную мать и отца зарубить? А они, бедненькие, его еще учили, этого изверга, чтобы дохтором или, как он там назывался, хирургом стал. Вы, понятно, знаете, насчет кого это я?..

— Как же. Знаю. Об этом в газетах было. Силе Константинеску его звать, — показывая свою осведомленность, ответил Илья.

Запах ванилина, смешанный с горьковатым дымком, исходившим от тлевших корней, напомнил Илье его родной дом накануне праздника. Тогда сквозь решетчатый забор доносился из соседнего двора такой же аромат.

Помешивая варенье, женщина вдруг спросила:

— А вам сколько лет, простите пожалуйста?

— Я с девятнадцатого…

— Так вам, значит, сейчас… — и, подсчитав в уме, неуверенно добавила: — восемнадцать, что ли?

— Да нет… девятнадцать… и уже пошел двадцатый… — смущенно ответил Илья. Не любил он, когда спрашивали его о возрасте.

— Так вы еще совсем молодой! — заметила женщина. — А выглядите постарше своих лет.

«Ну, — подумал Илья, — так я и знал. Надо было сказать, что двадцать два…» — И, чтобы избавиться от неприятного разговора, он схватил топор и стал рубить корни, не влезавшие под тазик.

— Нет, нет! Что вы!.. Не надо, я сама… Я все сама делаю, привыкла.

Но Илья не слушал. Топор был тупой, то и дело соскакивал с топорища, а все же Илья рассекал крепкие, жилистые корни.

— Топор у вас, сразу видно, столичный! — заметил он. — У нас таким, говорят, только лягушек пороть, да и то, наверное, сразу не удастся.

— О, миленький вы мой, — снова вздохнула женщина. — Трудно за всем уследить… Многое нужно, да вот не успеваю. Раньше, бывало, за всем этим муж смотрел. А теперь самой приходится всем заниматься. Не знаешь что раньше. Спасибо, что хоть дочки у меня, слава богу, — тьфу, тьфу, не сглазить — хорошие. Не знаю, как будут позже, когда замуж выйдут, прости меня, господь, но пока, дай им бог здоровья, жаловаться я на них не могу. Они, бедняжки, сами приходят с работы усталые. По четырнадцать часов приходится быть на ногах…

— А муж ваш умер? — спросил Илья сочувственно.

— Да, умер… — тяжело вздохнув, ответила женщина и, немного помолчав, добавила: — Убили его…

— Как убили? Кто?

— В тридцать третьем… Во время забастовки железнодорожников на Гривице. Это у нас тут такая улица есть возле вокзала. Там же и мастерские.

— За что же его убили? — спросил Илья.

— Ох, миленький, рассказывать долго. Был он чеферистом[9], а они тогда бастовали, требовали, чтобы не увольняли их товарищей с работы и чтобы с ними считались, как с людьми. А им на это ответили выстрелами из винтовок да пулеметов. На весь мир тогда прогремел этот случай. Но нам-то от этого не легче…

В воротах показалась мадам Филотти со множеством свертков.

— Вот хорошо, что вы здесь, — сказала она, когда Илья подбежал помочь ей. — Господин Еуджен уже беспокоится. Если хотите, можете сходить к нему. Он работает недалеко, тут на Дудешть… Два квартала.

Еще издали Илья узнал Женю. Прямо на улице, стоя на табурете, он расписывал на оконном стекле рекламу бодеги[10]. Хотя Женя старше Ильи лет на девять, они были друзьями. Когда Женя, бывало, приезжал домой на праздники, они всегда вместе проводили время.

— А я уже было подумал, что ты, как тот «пейзан»[11] на ярмарке! — обнимая Илью, заулыбался Женя. — Нет, нет, я серьезно говорю. Беспокоиться стал… Приехал, понимаешь, вещи оставил, а сам исчез.

— Да что могло со мной случиться! — оправдывался Илья. — Я за это время чуть не полгорода осмотрел!

— Ты что это так уставился на меня? — вдруг спросил Женя.

— Но ты, Женя, так изменился… — не без удивления произнес Илья. — Последний раз мы с тобой виделись зимой, под новый год? А теперь вот смотрю на тебя и не пойму: постарел ты, что ли?

— Да это я небритый…

— Или, может быть, ты… — Илья, прищурив глаз, многозначительно улыбнулся.

— Что ухмыляешься? — смутился Женя.

— Да так просто… Влюбился, быть может?

— Ну да. Этого мне еще не хватает, — и, отвернувшись, Женя стал перекладывать краски в чемоданчике. — Туговато, Илюша, вот и вся причина. Ты думаешь, если столица, то тут рай?

— Не рай, но все же я вижу…

— Знаешь, Илюша, русскую пословицу: хрен редьки не слаще. Вот то же можно сказать о жизни в провинции и в столице. Иногда бывает ничего, а в последнее время уж больно трудно стало. Господа хотят, чтобы им работали на дурницу, и шомеров[12] развелось — уйма! — почесав висок концом длинной кисти, Женя нахмурился и решительным тоном добавил. — Ну, хватит об этом… Расскажи лучше, как там наши? Что хорошего?

— Да так, ничего… Болград живет по-старому. Все живы, здоровы… Впрочем не все. Танасика Волчану застрелился! О, дурак!.. Чего ему не хватало?!

— Погоди, погоди… Ведь он сын помещика? И, кажется, года два или три как кончил лицей. Так из-за чего же это он?..

— Точно не знаю… Говорят по-разному. Знаешь, как у нас, в Болграде. Каждый раз новый слух, новая версия, новая сплетня…

— И все же?

— Одни говорят, хотел учиться, а отец заставлял управлять имением. Другие — будто хотел жениться на какой-то бедной девушке, но родители были против… Затем и такой слух, будто… — Илья замялся.

— Какой еще? Говори, чего ты?..

— Да так…

— Секрет, что ли?

— Нет… Говорят, будто схватил дурную болезнь… — Илья смутился. — Вот и пустил себе пулю в лоб.

— Чудак! — тихо проговорил Женя. — В прошлом году из-за провала на бакалавра Мумжиев тоже застрелился. А в позапрошлом Володька, что футболистом был, утопился из-за девчонки. Малахольные они, вот и все! Думали, наверное, что удивят кого-нибудь. Пошли бы лучше работать, так все бы с них сразу сошло…

— А ты знаешь, какие похороны Волчану устроили!. Оркестр, машины, кареты… Народу!.. Траур, венки! Жуть!

Женя махнул рукой.

— Ну их к черту, с жиру бесятся. Расскажи лучше, кого видел из друзей?

— На вокзал меня провожал ваш Юра. Твоя мать была у нас. Посылку тебе привез… Кое-кто к автобусной станции пришел провожать.

— Так, так… И кто же был?

— Митика Чоботару, Валя Колев, Йовчу…

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату