него, наверное, и валюта есть. С таким надо знаться. Может, мне еще суждено открыть на паях с ним какое-нибудь дело? А что? Почему бы и нет? Из него может выйти хороший кумпанион!.. Но синячок — у-ва! Светит, как бирлиант! Чтоб у Шмай Хаимовича был такой на его паршивом языке, как он мне надоел с его конкуренцией!»
Лулу чокался и лихо опрокидывал бокал за бокалом. Мими казалось, что это совсем другой Лулу. Он держался неприступно. А Гаснер, охмелев, на этот раз сам полез целовать Лулу.
Вскоре Лулу собрался уходить, сославшись на какое-то деловое свидание, и пообещал повезти завтра Мими и Гаснера в казино «Синайю» за свой счет.
Мими слушала и не верила своим ушам. Но такой случай нельзя было упустить, и она сказала, что для этого ей необходим соответствующий туалет. Лулу без промедления выложил две тысячи лей. Гаснер широко раскрыл глаза, а после ухода Лулу пообещал, что как только у него спадет опухоль, он сделает ей подарок намного дороже…
— Я кумерсант! У меня слово, уже не спрашивай… Сказано — опечатано!..
Мими поцеловала Гаснера в опухшую щеку и стала расхваливать Лулу. Ей было приятно, что человек, которого она выдала за брата, не проходимец…
Тогда Гаснер рассказал ей свой план — открыть какое-нибудь дело на паях с Лулу:
— Если уже деньги есть, так они должны давать прибыль! Не то они, как вода, испарятся.
Мими понравилась эта мысль, и она долго мечтала вслух… В тот вечер Гаснер остался у нее. А рано утром, когда они еще спали крепким сном, в дверь постучали. Услышав голос Лулу, Мими и Гаснер обрадовались — значит, сейчас они поедут в «Синайю»… Правда, Гаснер немного огорчался, что опухоль у него еще не спала, а Мими, что не успела заказать новый туалет… «Но это не так уж страшно!» — решили оба.
Мими открыла дверь. В прихожей было темно, и она, не взглянув на Лулу, вернулась в комнату и нырнула под одеяло. Когда Лулу вошел, Мими и Гаснер вытаращили глаза: посиневший от холода, он был в каком-то куценьком зеленом пиджачке, а парусиновые светлые брючки были настолько коротки и узки, что их можно было принять за нижнее белье… Мими пригляделась и узнала брюки: они были куплены ею год или полтора назад, когда она жила еще на знаменитой Круча де пятрэ в притоне «Мадемуазель Нинуш». Но что больше всего «шло» Лулу, это провалившийся по самые уши здоровенный цилиндр… Если бы не ранний час, полицейские и близко не подпустили бы его в таком наряде к центральным улицам.
Пораженный Гаснер сочувственно спросил:
— Это так раздеты шли по такому морозу?
— Так и шел. Я не иуда, чтобы бояться холода! — огрызнулся Лулу, стараясь не показать, как он убит. Однако вид его был настолько жалок, что Гаснер сразу понял: больше ни о чем не надо спрашивать. Он лишь тихо сказал:
— У-ва! А какой воротник был!
Мими вдруг истерически расхохоталась, а Лулу все так же важно подошел к столу, потер озябшие руки и, вылив в первый попавшийся бокал остаток шампанского, опрокинул его в горло.
Пренебрежительно оглядев продолжавшую смеяться Мими, он сдвинул цилиндр на затылок и сказал:
— Прошу извинить, но наше путешествие придется отложить. Так случилось… Я игрок! Да, игрок, слово чести! Позавчера везло, а ночью повернуло обратно! Получается точно как сказал великий Галилей: «жизнь — колесо!» Теперь и я понимаю, что он был прав! Но только я добавлю, что колесо это вертится!.. Сегодня проиграл, а завтра колесо снова повернется — и я выиграю… Слово чести офицера!.. Но пока, Мими, верни мои две тысячи, и я не стану вас задерживать. Иначе при таком морозе мне насморка не миновать, слово чести!..
Мими достала из-под подушки две купюры по тысяче лей и швырнула их под ноги Лулу.
Лулу нагло посмотрел на Гаснера.
— Ваш бог Моисей тоже как-то оказался в затруднении. Он тогда сказал: «Кто жалуется, что бульон жидкий, а я жалуюсь, что жемчуг мелкий!» Так и у меня… Отыграюсь и буду снова жаловаться, что жемчуг мелкий. Слово чести, отыграюсь!
— Давай братец, проваливай! — крикнула Мими.
Лулу приподнял цилиндр и спокойно сказал:
— Оревуар!..
Мими подтолкнула Лулу и захлопнула за ним дверь. В соседнем номере послышался женский смех. Кто-то крикнул:
— Девочки! Из номера Мими вышвырнули какого-то лорда в цилиндре и подштанниках!..
XIII
Томов поднимался вверх по Каля Викторией. Час пик только миновал, а прохожие уже встречались редко. Холод загонял жителей Бухареста в помещения. Ежась от порывистого ветра в своей фельдфебельской куртке, Илья спешил к трамвайной остановке на бульваре Академии. Прямо перед ним в окружении кафе и ресторанов возвышалось проклятое миллионами исстрадавшихся людей здание префектуры полиции. Сколько тысяч жизней румынских патриотов лежало на совести полицейских комиссаров, инспекторов, агентов и всевозможных шпиков, важно разгуливавших по длинным, пропахшим карболкой коридорам… О, если б могли говорить эти стены, оглохшие от криков и рыданий истерзанных, искалеченных людей!.. О, если б они могли рассказать о тех ужасах, немыми свидетелями которых были! Но если стены онемели от кошмаров, то запекшаяся кровь, которой пропитались эти камни, в один прекрасный день хлынет и зальет палачей. А сейчас… Разве можно уговорить клопа не сосать кровь? Его надо схватить, оторвать от его жертвы и безжалостно раздавить!.. И сколько тогда крови выльется из него! Крови народа!.. Вряд ли все реки Румынии вместят в свои берега эту кровь… Море крови и слез, пролитых народом, затопит страну, воспевшую в легендах и песнях вожаков своих славных народных восстаний — Хорию, Клошку, Кришана… И ни колесование их, ни четвертование бесстрашного повстанца Тудора Владимиреску, ни королевские тюрьмы Вэкэрешть и Дофтана, ни застенки сигуранцы не устрашат соотечественников писателя-демократа Николая Бэлческу, решивших освободиться от ярма… И освобождение наступит!..
— Эх, друзья мои! Увидите, что за жизнь будет тогда! — говорил теперь уже и Томов, повторяя слова своего старшего друга, духовного наставника и товарища по борьбе — Захарии Илиеску. — Нам только надо быть сплоченными и смелыми, и тогда мы обязательно победим!
Когда Томов произносил эти слова, он весь горел ненавистью к несправедливости. Его карие глаза сверкали, широкие брови напряженно хмурились, а на высоком, прямом лбу ложилась вертикальная складка. Теперь Илье была ясна цель жизни.
А мороз в тот вечер чувствительно пощипывал за уши. Несколько человек, сошедших вместе с Томовым на окраине столицы, быстро разошлись кто куда: один свернул в переулок, другой скрылся за ближайшей калиткой, а женщина в темном платке с корзинкой, доверху набитой обрезками досок, направилась к небольшому домику, стоявшему в отдалении. Илья пошел вдоль темной улицы Матей-Водэ и свернул в ближайший переулок. Он рассчитывал подойти с противоположной стороны к тому месту, где сегодня должна была состояться встреча с Ликой.
Первый раз они встретились в присутствии Захарии. Это в тот вечер Томов видел высокого человека в черном пальто, догонявшего его на машине. Затем, спустя несколько дней, в гараж пришли агенты сигуранцы и лишь благодаря случайности им не удалось арестовать Илиеску. Томову пришло в голову, что, может быть, все эти события связаны между собой… Он решил действовать сегодня более осторожно и пришел на явку несколько раньше назначенного времени, чтобы заранее осмотреть место встречи и сориентироваться. Медленно шел он по темному переулку, оглядываясь на каждом шагу, и вдруг на противоположной стороне улицы заметил человеческую фигуру. Присмотревшись, он узнал Лику и удивился: чего это он пришел на явку тоже раньше времени? Хотя, возможно, тоже принимает меры предосторожности? Тем не менее Томов не вышел из переулка. Лика прошел мимо. Томов решил дождаться его возвращения и тем самым еще раз проверить улицу. На самом углу Илья прижался к перекосившемуся
