голове, льющиеся из них. Видя их тревожные переглядывания, я испытывала раздражение и зависть, так как они столько времени могли проводить рядом, а вот для меня и Калеба ночь оставалась разлукой. Все решено — завтра же, наконец, мы совершим ночную прогулку, о которой я мечтаю уже две недели. Мне казалось, что ночные часы тянутся слишком медленно для него, ведь я спала, мне снились сны, и его отсутствие не было так болезненно заметно. И потому хотелось сделать что-то приятное для Калеба. Провести постоянно одинокие для него часы, вместе.
Пока Терцо и Самюель о чем-то говорили, я поняла, что у меня появился шанс, который упускать нельзя. Отставив немного кружку, я глубоко вздохнула несколько раз, сосредоточилась. Комната потеряла свои конкретные очертания и перед моим мысленным взором предстали два светящихся шара. Такими я увидела сознания родителей. Как оказалось, проникнуть в них было значительно легче, чем в сознания моих друзей.
Только я поняла, что выбрала нужный свет, принадлежащий Терцо, боль отступила. Я увидела то, о чем говорили родители, только глазами Терцо. Он с такой любовью смотрел на Самюель, и в то же время с тревогой наблюдал за мной. А я этого даже и не замечала.
Советуясь с ней на счет поездки в Лондон, он в то же время думал, как ей рассказать о дневном событии со мной. Стоит это делать или нет? И нужно ли проверять тот пакет, может в нем только воспоминания о Чикаго, друзьях? Возможно, тогда дочь не все сожгла из своих вещей?
Только я поняла, что Терцо отказался от мысли проверять пакет с вещами, сразу же покинула его сознание, даже не смотря на то, что могла увидеть те картинки, о его прошлом и запретном, так просившиеся ко мне. Словно я была обязана их увидеть. Честно говоря, мне просто было страшно увидеть, что-то на подобие того, о чем рассказывал Калеб. Одно дело знать, как твои родители любят друг друга, а другое увидеть воочию некоторую сторону их жизни.
— Пойду-ка я спать.
Решительно встав, я поставила в раковину кружку с недопитым какао, и, обняв каждого по очереди, поспешила в свою комнату. Выйдя в гостиную, я увидела, что Грема нет в доме, возможно именно этим объяснялось нетерпение на лицах родителей.
Улыбнувшись, я смогла добраться до своей комнаты без каких-либо сопротивлений со стороны своего сознания. Сон пришел слишком быстро, чтобы я могла о чем-то подумать.
С утра я облегченно вздохнула, при том, что чувствовала себя так, словно не спала уже много лет — на улице не было туч, только солнце. Так я не увижу Калеба в школе. Зато ночью это сулило безоблачное небо, полное звезд. Что и говорить, я не знала, как пережить сегодняшний день, чтобы он прошел скорее. Я неохотно ела и говорила в школе, потому Бет тараторила за двоих. Ева же ходила сияющая, ни чем не похожая на постоянно сдержанную Еву. Я приблизительно понимала причину ее настроения, и потому не стала расспрашивать, так как я скорее узнаю все подробности от Калеба, чем от нее. Меня немного волновало, что Калеб не звонил вчера вечером, и все же нужно доверять Калебу. Он лучше из всех знакомых мне вампиров, контролирует себя, так что я не боялась каких-либо усложнений. В худшем случае Лари мог обделаться, и никаких кровавых последствий.
Когда я позвонила ему на мобильный, включена была только почта. Оставив сообщение о ночной прогулке, решила довериться. Зная теперь Калеба, я догадывалась, что он может просто рисовать, и потому не замечает ничего вокруг.
Первым делом, прилетев из школы (Дрю по-прежнему не появлялся!) я пошла купаться. От Самюель я не услышала никаких намеков на вчерашнее настроение, и потому решила, что даже если Терцо и говорил с ней, — то они решили, что в том пакете какая-то важная для меня вещь. А так как сегодня я радовалась жизни, и весело напевала, сомневаться в своих догадках они не стали. Просто они не знали, как я жду вечера. Быть без Калеба так долго, было для меня в новинку. Потому я соскучилась просто до ужаса. И как раньше я могла без него жить?
Я долго простояла перед шкафом, гадая чтобы такое одеть, и решила — чем теплее, тем лучше. У меня были подходящие лыжные штаны, которые, к сожалению, я не могла застегнуть до конца, из-за моего живота, и теплый свитер Ричарда, достаточно широкий, чтобы в нем могла поместиться еще одна, такая как я пузачка.
Когда на улице зазвучал знакомый мне звук машины, я наконец перестала ходить взад вперед по комнате от возбуждения. Странно, что на мои пробежки не прилетела еще Самюель. Схватив одежду, я насколько возможно при моей теперешней комплекции, слетела вниз, успев как раз застать Калеба в дверях.
Мы смотрели друг на друга жадными глазами, прежде чем он заключил меня в свои крепкие объятие, из которых я без его желания не смогла бы выбраться.
Подняв голову, он пристально посмотрел на меня, прежде чем поцеловать. Я ответила ему с такой страстью, которой Калеб очевидно от меня не ожидал. Его лицо стало напряженным, глаза казались подернутыми дымкой и теплее, чем раньше. Он откашлялся, так по-человечески, что я улыбнулась, все-таки странный способ для вампира проявить свою людскую сущность.
Затянувшееся молчание я решила прервать сама.
— Так мы идем?
— Куда ты хочешь пойти? Не думаю, что стоит слишком далеко, ты не выдержишь долго на холоде и к тому же ночью.
Я хотела бы возразить, только не могла. Мое слабое человеческое тело, подводило меня как всегда.
— Может, ты скажешь куда лучше всего? Ты хорошо знаешь местность.
Искорка неудовольствия мелькнула в его глазах, когда он понял, что я говорю о местах его охоты. Но он сразу же подавил ее, и оттого лицо Калеба приняло виноватый вид.
— Хорошо, у меня есть одно место на примете, даже не нужно машины, чтобы добраться туда.
Самюель была несколько недовольна, пока не поняла, что это именно я настаиваю на ночной прогулке, и потому Калеб не узнал силу гнева Самюель. В плане морали и всего остального она бывала матерью построже многих других. В чем ее очень даже поддерживал Терцо. Хотя, по рассказам Прата, когда-то Терцо не обращал внимания на этикет. Представив себе вереницу окон, которые излазил Терцо во времена своей бренной жизни, едва смогла подавить смех. Калеб смешливо отметил мое настроение, но ничего не сказал. Вот это его понимание относительно моей юности иногда раздражало. Так смотрят на милых карапузов, когда они смеются мыльным пузырям что взрываются в их руках. Только обижаться на Калеба после долгого времени разлуки я просто не могла.
Я была слишком возбуждена, чтобы есть, и мы отправились на ночную прогулку, так давно уже запланированную мной. Мы выбрались на улицу, в холодную темную мглу, наполнившую двор быстро и не заметно для меня. Когда мы шли, Калеб взял меня за руку, и, к сожалению, сквозь перчатку я не могла чувствовать его приятную гладкую кожу. Мне казалось, что его рука, которую я сжимала, принадлежит только мне. Но это была ложь, он принадлежал до меня стольким многим, чем я отличаюсь от них? Ничем. Жалкая, беременная синеволосая девушка. Как никогда прежде я возненавидела этот глупый цвет. Решено, я просто обязана вернуть свой привычный цвет волос.
Некоторое время мы брели молча и неспеша, и я даже подумала, что он ведет меня к нашей беседке. Но обойдя ее, мы углублялись в парк. Если бы не уверенные руки Калеба ведущие меня сквозь темноту, я бы не смогла разобрать дороги. Только когда месяц взошел достаточно высоко, дорога стала намного легче.
— Расскажи о своих парнях. О трех официальных особенно.
Я удивленно посмотрела на Калеба и подумала, что он шутит, но лицо его было серьезным. Да и вообще, сегодня он был серьезным как никогда за эти две недели. Мое сердце тревожно забилось в предвестье чего-то плохого. У Калеба была привычка решать за нас, и я боялась, как бы он чего не надумал. Но глаза его светились любовью, как и прежде. Надо ему доверять, напомнила я себе. Он любит только меня!
Бредя по лесной дороге размытой осенним туманом, и едва разбирая свет, каких-то отдаленных жилищ, я принялась вспоминать, какими были мои парни, и поняла, что почти ничего не могу вспомнить, так как всех их затмевал Калеб.
— Ну, первым был… Ник Дентон. Он жил по соседству с нами некоторое время, и ходил в ту же
