лучше, чем он меня. Хотя если считать, что он прожил в пять раз больше чем я, то и тайн у него должно быть больше.
Калеб повел меня мимо магазинов с дорогой одеждой, и я поняла, что мы попали в более дорогой отдел, чем были раньше. Я силилась отгадать, что же он хочет мне показать. И когда мы вошли в магазин ювелирных изделий, я все еще ничего не подозревала.
С Калебом поздоровался менеджер в прекрасно сшитом дорогом костюме, причем так, словно Калеб предложил купить у них половину изделий.
— Ваш заказ готов.
Когда Калеб подвел меня к продолговатой черной коробочке, которую держал в руках менеджер, я вес еще терялась в догадках, что же такое он хочет мне показать. Забрав коробочку, Калеб открыл и повернулся ко мне со словами:
— С будущим днем рождения!
Я непонимающе уставилась на глупо улыбающегося менеджера, потом на счастливого Калеба, а уже только следом, чисто механически на внутренность коробочки. На темно-красном бархате лежал серебряный браслет. К широкому пояску прикреплялись тонкие ремешки, а на них местами сверкали узелочки, похожие на мелкую россыпь льдинок. Все это опоясывали тонкие кожаные нити, с синими камешками, похожие на сапфиры. Роскошная вещь, похожая на украшения дам из фильмов типа «Перстень Нибелунгов» и «Властелин колец».
Этот браслет был таким прекрасным, и выглядел до того простым и элегантным, что влюбиться в него было так легко. Я негнущимися пальцами вытащила браслет, и когда после третьего раза так и не смогла застегнуть, мне помог Калеб.
— Тебе нравиться?
— Он волшебный…просто чарующий, — выдохнула я.
— По-моему эскизу, — гордо заявил Калеб, и оттого подарок стал мне еще дороже.
— А ты говорил, что не будет никаких сюрпризов.
— А ты говорила, что не любишь сюрпризы, — подразнил меня Калеб, и его губы прошлись по запястью, рядом с тем местом, где защелкивался замочек на браслете.
Я словно пьяная брела за Калебом, чувствуя себя так, будто бы мне предложили руку и сердце. Это было не так, но опьяняющее чувство счастья отступило, как только когда мы попали в кафетерий. Калеб помог мне снять куртку, и, забыв о своей новой прическе и цвете волос, я сняла шапку.
Сев за столик, я наконец-то поняла, что мне никто так и не помог придвинуть стульчик, и вообще со стороны Калеба не доноситься никаких звуков. Подняв, голову я увидела обалдевший взгляд Калеба. Он молчал даже тогда, когда нам принесли меню, и все смотрел на меня. Под его взглядом я смущалась, так как не могла понять нравиться ли ему то, что он увидел. Заказав для себя спагетти и минеральную воду я, молча, ждала его реакции.
— Тебе нравиться? — несмело спросила я, так как его молчание начало меня тяготить. Я стала нервничать, и думать о самом плохом. Да неужели ему нравился тот глупый синий цвет?!
— Я видел тебя такой в прошлом,…но это было так, словно, это чужой незнакомый человек. И вот, ты здесь, такая, какой я хотел тебя увидеть довольно давно. Рисовал тебя такой, какой видел в воспоминаниях твоих родителей, Доминик…
— Это означает «Да»? — осторожно осведомилась я.
Нам пришлось замолчать, так как передо мной появилась тарелка спагетти, бесцеремонно поставленная каким-то юнцом, едва ли старше меня. Следом за тарелкой чуть не расплескавши всю воду, появился стакан с минералкой. Калеб окинул его предостерегающим взглядом и вся развязанность парня вмиг исчезла. Он много культурнее положил счет и поинтересовался, будем ли мы еще что-то заказывать. Оплатив счет и дав чаевые, Калеб проигнорировал парня, и тот поспешно ретировался от нашего столика.
— Это означает, что я люблю тебя, а не твои волосы, будь они синие или зеленые. И все же должен признаться, что я достаточно консервативен, чтобы любить натуральный цвет волос.
На свой манер, немного похоже на лекцию, Калеб сообщил мне, что ему нравиться мой настоящий цвет волос. Хотя после ярко-синего, темно-русые пряди, немного рыжеватые, казались мне тусклыми. Зато цвет лица засветился каким-то странным мерцающим светом, я, даже раньше не замечала, чтобы у меня была такая красивая кожа. А глаза должны были набрать насыщенности, которую глушил цвет волос.
Я снова могла смотреть на себя в зеркало и не считать дурнушкой. Мне казалось, что я была красива как никогда прежде. Возможно, все это объяснялось так же беременностью, я читала, что многие женщины хорошеют в этот период. Хотелось, чтобы я оставалась столь же привлекательной для Калеба и после родов.
Спагетти было хуже того, что делала Самюель, зато намного лучше, чем, варил Прат когда-то в Чикаго. Я принялась есть, так и не отделавшись от какого-то странного подозрения, что Калебу возможно не очень понравилось, как я выгляжу.
— Так почему ты даришь картины? Насколько я поняла Бет, ты дарил их всем на дни рождения. В Чикаго, меня бы посчитали идиоткой. Для них такие подарки от сердца не имели бы значения.
— Но мои картины не только от сердца, они довольно дорогое удовольствие.
— То есть?
— Я известный художник, — скромно пожал плечами Калеб. И я недовольно отметила, как за соседним столиком две девушки с глупым обожанием посмотрели при этом на него. Подавив укол ревности, я решила набить макаронами рот, чтобы не сказать им чего-нибудь. Я себя знала, если сейчас не остановиться могу завестись с полуоборота, и тогда метания ножами и вилками не избежать. Картинка о том, как я вырываю им волосы, тоже присутствовала.
— Мои картины хорошо продаются, и я не так уж к ним привязан как ты думаешь. Те, что теперь стоят в моей комнате, скоро отправляться во Францию для моей выставки. Надеюсь, там их раскупят, так как я хочу еще так много нарисовать, а места где их ставить нет.
Ничего себе, нет места, — подумала я, — да его дом в два раза больше чем наш.
— Так что наши общие друзья даже очень обеспеченные коллекционеры. Насколько знаю, Еве предлагали купить все мои работы, что есть у нее за круглую сумму.
— Какую именно сумму?
— Очень круглую, — Калеб мягко рассмеялся моей настойчивостью.
Я улыбнулась ему в ответ, и все-таки смогла расслабиться. Какая разница понравился ему или нет мой цвет волос. Он же сказал, что любит меня любой. Если уж я смогла ему понравиться беременной, то цвет волос не играет никакой роли.
— Так вот откуда у вас деньги.
Я понимающе откинулась на спинку стульчика. Кроме того, что Калеб красив, он талантлив и обеспечен. Да мы и сами с усами.
— А я кстати графиня.
Калеб несколько раз непонимающе моргнул, а потом рассмеялся.
Согласна, сказать такое было с моей стороны немного по-детски, но мне хотелось, чтобы Калеб знал, кого любит — не пустышку.
— Да я уже что-то подобное слышал.
За сегодняшний день я получила массу удовольствия. Тяжелый браслет на руке напоминал о самом приятном моменте. Но непонятное чувство внутри меня подтачивало всю радость, и я не могла понять, откуда это неудовольствие. Вроде бы все прекрасно. Я сделала за сегодня все что хотела. Получила ответы на интересующие меня вопросы, провела время с Калебом, и все же было что-то не так.
Я просто чувствовала сегодня себя ребенком около такого самоуверенного, красивого, одетого настолько шикарно и так по-взрослому, Калеба. Горький привкус метала, появился во рту при этой мысли. Мне перехотелось есть. Отставив тарелку с недоеденным спагетти, я, как могла, старалась сдерживать боль, зарождающуюся в где-то в районе желудка и медленно поднимающуюся вверх к сердцу. Мой Калеб, прекрасный, очаровательный Калеб, годился мне в дедушки, и сегодня, как никогда раньше, я почувствовала временную пропасть. Но если он не чувствовал ее, значит я устраивала его такая какая есть?
