пришел.
Грустное лицо Бет навевало на меня чувство вины, но я старалась не поддаваться ему. Я же знала, что все исправлю.
— Что-то случилось? — я должна была спросить. Не рассказывать же ей о том, какой Дрю сплетник. Интересно, а много ли он так уже подслушал и подсмотрел?
— О нет, просто болит голова, — солгала Бет, и перевела разговор в другое русло.
Мне стало очень стыдно, от того что Бет не хотела расстраивать меня. Чтобы поднять ей настроение я весело сказала:
— Думаю, больше вам с Евой, не нужно будет решать кто же станет крестной мамой!
— То есть? — Бет непонятливо моргнула.
— А то, что, скорее всего, у меня двойня или близнецы, — я весело дернула ее за кудряшки.
— Ух, ты! — аж задохнулась она, — вот классно! Я стану крестной и Ева тоже, и всем будет хорошо.
Прозвенел звонок, и мы уткнулись в свои тетради, но до самого конца дня, улыбка не сходила с лица Бет.
Я удивлялась, как спокойно могла пользоваться своей беременностью, для разных целей. Я не хотела ее, но, не стесняясь, использовала каждый раз, когда хотела добиться какого-нибудь результата. Возможно, все было бы по-другому, будь эти дети желанными. Но представить себе что-нибудь такое я не могла. Вряд ли дети, были мне когда-либо интересны, как что-то живое. Скорее, я представляла их куклами: интересными и смешными.
Я вернулась домой в приподнятом настроении. И сразу же кинулась на кухню, желая, что-нибудь испечь. Выпечка была моим хобби. Еще в Чикаго я каждое воскресенье, баловала своих друзей, новыми булочками, тортами, пирожными.
Когда скрипнула входная дверь и на кухне появилась Самюель, с полными пакетами еды, я почти заканчивала покрывать клубничным кремом второй торт. От такой чрезвычайной активности я уже почти не чувствовала ног.
— Вот испекла тебе для сегодняшнего вечера в церкви, — просияла я, стараясь опереться на стол, чтобы Самюель не видела мои распухшие щиколотки.
Кажется, у нее пропал голос. Она несколько минут стояла, не сводя с меня растроганных глаз. Поставив пакеты на пол, Самюель осторожно обняла меня со словами:
— Наконец-то я действительно вижу, что моя девочка вернулась.
Я с наслаждением прижалась к ее холодному плечу, и на мое настроение отозвалось несколько ударов в животе. Я даже не поморщилась, не помню, когда это ощущение было таким приятным, как сейчас.
— И когда же вы собирались мне сказать? — улыбнулась я, говоря с укором. Меня не злило молчание родителей, я догадывалась, чем оно было продиктовано.
— О чем? — непонимающе тряхнула головой Самюель.
— О том, что вместо одной жизни, во мне их две, — посуровела я.
Самюель виновато улыбнулась.
— Калеб сказал, — догадалась она, — Ох, мы переживали, что он расскажет. Калеб единственный кто был за то, чтобы рассказать. Но ты так переживала, что тебе приходиться выносить одного ребенка. И мы боялись, как на тебя повлияет весть о том, что их двое. Мы даже и представить не могли, как ты отреагируешь на эту весть.
— Не знаю, — созналась я, — меня больше не раздражает тот факт, что во мне живет крупица того урода. Я приняла все, что случилось — надо жить дальше. Разве в моих силах что-либо изменить?
Самюель болезненно сжала мои плечи, наверное, будут синяки, и глухо простонала:
— Ты слишком рано стала взрослой. Мы не смогли тебя уберечь!
— Мама, вы вампиры, но и вы не всесильны! — мягко сказала я, погладив ее прекрасные серебристые волосы, — К тому же, взрослой я стала уже в пять лет, и с этим вы ничего не могли сделать.
Она тяжело вздохнула, видимо понимая, насколько правдивы мои слова. Ей тяжело было смириться с этой мыслью. Странно видеть ее красивее лицо искаженное горечью. Даже как-то не правильно.
— Все так шатко, когда дело касается тебя. Ты такая хрупкая!
— Надеюсь, ты не вычитала это в энциклопедии для беременных?! — хохотнула я и, выбравшись из ее ледяных объятий, принялась за довершение своих кулинарных шедевров.
— Да нет, с чего ты взяла? — удивилась она.
— Так, просто подумалось, — я еще раз усмехнулась.
— Кстати, давно что-то Калеб не приходил, — осторожно начала Самюель, решив использовать мое хорошее настроение. Наверное, ей еще вчера хотелось спросить, так как она вечером спрашивала Грема о том же, специально когда я вошла в гостиную.
— Мам, — отозвалась я, на миг, отрываясь от посыпания торта шоколадным песком, — мы не встречаемся с Калебом. Если ты помнишь, он вампир, причем очень красивый, а я как ни как беременна. Три сердца сразу, в одном теле, слишком большой соблазн.
Я даже не подумала, что ляпнула, глаза мамы на миг потухли, она, словно постарела, от той боли, что вызвали мои слова. Я со вздохом добавила, желая исправить и смягчить эффект от своих слов:
— Просто, я хочу объяснить тебе, что такая как Я, не понравиться, в определенном смысле, такому как Он.
— Ох, уж ты со своей заниженной самооценкой, — с трудом восстановив дыхание, пробормотала она. — Ты сама угнетаешь себя, не видя очевидных фактов. Он явно симпатизирует тебе.
— Это не так, — не унималась я, но чтобы не злить Самюель, сказала, — в любом случае, если тебе станет от этого лучше, Калеб будет сегодня у нас в десять. Мы пойдем погулять.
— И ты хочешь сказать, что вы не встречаетесь? — иронично изогнув бровь, переспросила она. Это Самюель не видела очевидных фактов.
— Это скорее одна из разновидностей дружбы, — осторожно сказала я. Иногда говорить с родителями очень тяжело. Им кажется, что они видят очевидные вещи, но ошибаются.
— Возможно с твоей стороны, — она на миг призадумалась, будто бы не зная, стоит ли мне говорить что-то, — думаю, ты не слышала всего, что Грем рассказывал об их жизни раньше, до становления вампирами. Так вот, когда Калеб ушел на войну, дома осталась его беременная жена,… говоря короче, она умерла в ночь превращения. Его беременная жена была большим препятствием на пути у той, что обратила их. Так что не будь к нему излишне строга или предубеждена. Вот почему я думаю, ты нравишься ему. Он все тот же человек, с присущими человеческими качествами.
Я не ответила и постаралась спрятать свое удивленное лицо за занавесом волос. Самюель оставила меня наедине с горькими мыслями, так же тихо, как и появилась. Я уже без особого рвения приукрашала торты, прокручивая в голове слова мамы, и сопоставляла с некоторыми фактами, что замечала, но которым не придавала значения.
Например, на безымянном пальце его левой руки было серебряное кольцо без гравировки. Я думала это всего лишь кольцо, украшение. Но почему же до меня ранее не дошло, что во время второй мировой войны, золото было дорогим. Возможно, это кольцо сплавили из чьих-то зубов. А его постоянная опека, слова недовольства о том, что я не берегусь. Как же я глупа и слепа!
И то, что я принимала за стремление внести меня в список, было действительно переживанием.
Казалось, эти дети, что росли во мне, понемногу отбирали всех кто мне дорог. Родители, Калеб, Ева, Бет, Теренс — все они ждали рождения этих детей. Даже Грем из каждой поездки привозил игрушки, которые я тайно скидывала в ящик в кладовке, подальше от своих глаз.
Конечно, будь я последней сволочью, могла бы каким-нибудь шантажом, даже женить его на себе, зная его, по видимости, чувства к детям. Но что будет потом?
Наверное, я сошла с ума, если даже думаю о таком. Возможно депрессия, все еще не отступила полностью, если я думаю о том, чтобы пасть так низко. Я любила его, и мне становилось страшно, что я не нужна ему, но даже так я не стану ему нужнее.
Калеб пришел на два часа раньше, чем мы договаривались, и сокрушенно качал головой со
