разными. Ева представляла его себе страдальцем. Я же знала, что солнце не позволяло ему появиться в школе. С каким ужасом, я думала, о том дне, когда он появиться, и о его насмешливых взглядах.
Вся неделя прошла в этом жутком кошмаре. Я внезапно понимала, что сижу на уроке, или вдруг видела, как подношу вилку ко рту. И никто не смел, расспрашивать меня, что же случилось. В четверг Ева вдруг стала совершенной другой, чем в прежние дни. Я догадывалась, что она считает меня виноватой в том, что произошло на кемпинге, но в четверг, она вела себя так, словно передумала.
— Он, как и любой мужчина трус.
Ее слова, произнесенные мне на ухо за ленчем, не принесли желаемого облегчения. Зато Ева больше на меня не сердилась. Бет же неожиданно стала ревновать меня к Еве. Час от часу не легче. Я не могла объяснить Бет, почему у нас есть свои секреты, скрытые от нее. Ей было не понять нас. Кое-как мне удалось сменить ее гнев на милость, хотя я еле сдерживалась от злости. Эта неделя была для меня сплошным мучением.
Я плакала каждый вечер, но до того как появиться дома. Я заезжала куда-нибудь на просеку в лес, и, выплакавшись вволю, немного поостыв, ехала домой. Там приходилось труднее, чем в школе. Терцо и Самюель были не простыми школьниками. Их инстинкты не позволяли им пропустить мимо глаз то, что простые люди не принимали всерьез так, как не доверяли своему внутреннему радару.
И все же ни отец, ни мать не делали попыток поговорить со мной. Они наблюдали со стороны, и ждали, когда же я сама приду к ним со своей проблемой. Они не знали, какой может быть сильной моя гордость. Я просто не могла ни с кем поделиться тем, что случилось.
Когда я проснулась в пятницу, больше не было того солнечного отблеска в окне с каким я просыпалась всю неделю. Я как могла быстро подскочила к окну, и сердце мое наполнилось злобным удовлетворением. Наконец-то!
З а эту неделю во мне накопилось столько злости, и я знала на кого смогу ее выплеснуть. Стоило только дождаться встречи. За несколько дней я прошла путь от пассивного страдания до ненависти и действий.
Дождливые облака затянули небо. Они как старые девы хмурились и кидали тень на лес и город. Я знала, что это значит. Нет солнца — Калеб точно будет в школе. У меня была последняя надежда понять Калеба, а если нет, то хотя бы спасти свою уязвленную гордость и сердце.
Но сначала меня ждала поездка к врачу. С приближением моего дня рождения, приближался и девятимесячный срок. Я не могла поверить тому счастью, что скоро все закончиться. Я как никогда была радостна за эту неделю.
Родители восприняли мою радость превратно. Они думали, я радуюсь поездке, и хочу, так же как и они узнать, что с детьми все в порядке. Видя их счастливые лица, я не смогла возразить и сказать то, о чем на самом деле думаю. Понятное дело, меня тоже мучил страх, что с ними может быть что-то не то. И все же он не был так велик как у них. Я видела, что они уже были родителями моему ребенку, но не я. Неужели я стала такой же, как Фиона?
Бывали дни, когда она относилась ко мне хорошо, я точно это помнила. Она даже на несколько дней выходила из того постоянного дурмана, в котором держала себя. Я начинала верить, что все наладиться. Но такие дни сменялись жуткой ненавистью ко мне. Как же я боялась, что могу стать такой же.
И эти последние дни тоже не способствовали особой любви к детям. Подсознательно я думала, что не будь беременна, у меня было бы больше шансов быть с Калебом. Но я знала, что это не так. Не они виноваты в том, что Калеб меня не любит.
Из-за всей накопленной ненависти и усталости, я едва могла заставить себя с утра просто встать с кровати. Следовало ожидать, что особенного счастья на приеме у врача я не почувствую.
Обследование прошло хорошо. Хотя, по самодовольной улыбке Терцо, который тоже самое твердил Самюель, я все могла понять и раньше.
— Ваши близнецы или двойняшки в полном порядке. Хотите узнать пол детей?
Сегодня не было моего лечащего врача, и его заменял гинеколог помоложе, настолько приятный, что я даже и не думала смущаться или нервничать. Неожиданно прием у врача не стал мне казаться чем-то вроде пытки.
Самюель и Терцо с надеждой смотрели на меня и ожидали, что же я скажу. Они хотели знать, поняла я, и так как мысленно я давно считала их родителями своих детей, кивнула.
Когда неприятный, холодный гель полился на мой живот, я уже немного пожалела об этом. Мои напряженные нервы не были готовы к чему-то такому.
— Думаю,…скорее всего,…это мальчик и девочка, но вы должны понимать, что стопроцентной гарантии нет.
Терцо и Самюель обрадовано обнялись, мне даже невольно захотелось вырвать руку, которую держала Самюель. Да что это я? Неужели я ревную своих родителей, к своим же детям? Я медленно и уверено сходила с ума.
Пройдя еще несколько тестов, я узнала, что нормально прибавила в весе (спасибо доктор, что напомнили), и в обхвате живота. И если считать, что я всего лишь подросток, дети развивались чудесно, никакого намека на угрозу для плода. Я была прекрасным инкубатором!!! Хотя мне стоило беречь себя, в таком возрасте стоит переживать, в некотором смысле, я была слишком маленькой для детей.
Больше всего доктору не нравился мой учащенный пульс. Я не могла объяснить ему, что у меня новая и одновременно очень старая болезнь, которая лечиться только ответной любовью — разбитое сердце.
Когда я въехала на школьную стоянку Бет и Ева поджидали меня с возбужденными лицами. Они чуть ли не подпрыгивали на месте от счастья и радости. Команда поддержки моих малышей, — устало и без какого либо намека на сарказм, подумала я. Они нужны всем, только не мне. Что я за ужасная мать!
— Ну как? — в два голоса крикнули они. Их пугала мысль, что детей все же может оказаться не двое. Да уж, мне бы их проблемы.
Двое таких разных людей, Бет и Ева, были такими до смеха наивными.
— Их у меня по-прежнему двое, — не смогла я скрыть своего раздражения. И оно удвоилось, когда я отметила отсутствие синего джипа.
Через стоянку к нам шел Теренс, кивнув нам он смотрел лишь на Бет. Только Бет кинулась к Теренсу, Ева сразу же прошептала мне:
— Его сегодня не было. Что бы это значило?
Сегодня ее настрой относительно Калеба был более мирным. Значит, она с ним говорила, — задумалась я.
Не хочу знать! Не хочу знать! Не хочу знать!
Я промолчала, но Ева не ожидала, что я что-нибудь отвечу. Ее лицо было понимающим и слишком уж добрым.
Уроки прошли для меня в каком-то тумане, вполне уже ставшем нормальным для этой недели. Я не до конца выполняла домашнее задание, иногда вообще про него забывала, но никто из учителей не посмел поставить мне плохие отметки, конечно же, кроме мистера Чана. Но я чего-то подобного ожидала от него. Честно говоря, я просто надеялась, что его сарказм заставит меня очнуться. Но нет, он странным образом удерживался от комментариев в мою сторону.
Иногда только болтовня Дрю, приводила меня в чувство, он рассказывал такую чушь, что волосы дыбом вставали.
На последнем уроке, астрономии, где я сидела с Дрю, он говорил, не умолкая, и я удивлялась, как на это не обратил еще внимание мистер Чан. Точнее говоря, я очень надеялась, что мистер Чан, наконец, заметит это.
Дрю подергал вдруг меня за рукав, и я поняла, что он отметил мое полное игнорирование его слов.
— Прости, — сказала я с сожалением. — Со мной не слишком весело сегодня.
— Не грустнее, чем обычно, — быстро отозвался Дрю. — я провожу тебя к машине, после уроков. Окей?
Я со скрытым смехом посмотрела в его сторону. Дрю был так тошнотворно услужлив, что я иногда просто поражалась, что же его привлекает во мне.
К машине, так к машине. Отделаться от него не стоило труда.
