Добираясь, домой я вспоминала, сегодняшний ленч, и удивлялась, что же такое происходит со мной. Мне хотелось надеяться, что ленч в компании друзей принесет облегчение. Но нет. Я была слишком враждебна по отношению к Сеттервин, Оливье и даже Лин. К сожалению, они не дали мне повода нагрубить им. Слишком уж все были понимающими, что я беременна.
Я ехала домой как бешеная. Злобная, разбитая и одинокая, вот что нужно было наклеить на мой бампер. Казалось, вся душевная боль внезапно разлилась по моему телу. Затормозив перед домом, я смотрела на окна, но не видела их. Я думала лишь об одном Калебе.
Мысль пришла так быстро и кажется, облегчила в половину, всю мою боль, мне стало даже легче дышать.
Маму я нашла в библиотеке. Она полулежала на диване с книгой. Но ее не удивило мое стремительное появление, она следила за мной спокойными глазами, казалось, она даже ожидала от меня чего-нибудь подобного.
— Объясни, как проехать к дому Гроверов. — нетерпеливо попросила я.
Теперь она уже взглянула с тревогой. Отложив в сторону книгу, Самюель выровнялась на диванчике.
— Рейн ты уверена…я знаю тебя, не наговори в злобе того, что потом не сможешь исправить.
— Ты за кого переживаешь? За меня или за Калеба?
Меня раздражало, как она начинала ненужный разговор. Не знаю, как выглядела сейчас я, но, наверное, не лучшим образом, раз она побледнела, более обычного.
— Просто объясни, — устало сказала я.
Самюель осталась недовольна моими краткими словами. Но все же объяснила дорогу. Оказывается, я вполне могла сориентироваться без карты, так как жил он не так далеко от Евы. Понятно теперь почему они были более близкими друзьями, чем со всеми остальными.
Узнав путь к его дому, я побежала наверх за палаткой, и в нерешительности зависла над его спальником. Его я оставлю себе, решила я. Я проспала в нем всю эту неделю, мучаясь от стыда, боли и разочарования. Если теперь он скажет, что никогда не захочет быть даже друзьями, у меня останется, хотя бы этот спальник, как жалкое воспоминание о том вечере в лесу. С палаткой мне расставаться было, не жаль, с ней не сохранится никаких воспоминаний. А вот в своей палатке я провела лучшую ночь. В его объятьях, возможно, прошла и не вся ночь, но того что я помнила — достаточно.
Я ехала слишком быстро, нарушая почти все правила безопасной езды. По дороге я несколько раз смахивала слезы, и уговаривала себя не поворачивать назад. Я хотела знать, что же произошло тогда. Почему он уехал с утра? Думаю, я имела на это право. Пусть возможно так и не думает он.
Я не знала, что скажу ему, или, что сделаю, когда увижу, но задумываться было поздно, я все настойчивее гнала вперед. Чудо что по дороге мне не встретилась патрульная машина.
Казалось, во мне закрутилась пружина, и она заставляла ехать так быстро, быть собранной и вытирать предательские слезы. Сердце билось слишком усердно, и я уже ощущала неприятные последствия этого, но времени проверять пульс, у меня не было. Я знала, если сейчас остановлюсь, мне не хватит смелости продолжить этот путь.
К его дому я поднеслась так же, как когда-то к своему, когда сбегала от неизвестного в то время мне вампира, который, казалось, разрушил мой первый день в школе. Я почти врезалась в ограду с осенними последними цветами, но на шум никто не вышел. Это, почти выбило почву из под моих ног, пока я не заметила синий джип. Он был дома. Должен быть. Второй такой поездки мне не совершить.
Вытянув с усердием палатку, я пошла уверенно к дому. Злость закипала во мне, не знаю, о чем я думала, когда спешила сюда, да только теперь ни одной мысли не осталось. Только злость.
Я постучала, совершенно не тихо и не скромно, и еле сдержалась, чтобы не забарабанить ногой. Но тишина оставалось все такой же угнетающей. Возможно, его и правда нет дома?
Входная дверь была открыта, я вошла и громко хлопнула нею. Приятный звук, если учитывать мои явно разрушительные намерения. Звук разнесся как выстрел в безлюдном помещении. Я была столь взвинчена, что даже не заметила красоты убранства в доме.
Пройдя в гостиную, я замерла, прислушиваясь к звукам. Хотя и понимала, что если Калеб того не захочет, я не услышу и не увижу его. Единственным звуком было мое утрудненное дыхание.
Я зло бросила палатку на землю, злые слезы застлали мне глаза. Все напрасно. Какая же я все-таки дура!!!
— Некультурно кидать чужие вещи, — его голос раздался в дверях. Я не хотела оборачиваться, но мне пришлось. Как же хотелось вновь его увидеть.
Он был одет в потертые голубые джинсы и темную футболку, свободно висящую на нем, и при этом совершенно не скрадывающую красоту его тела. Глаза его были светлые, как никогда ранее, под ними совсем отсутствовал румянец — признак сытости — бескровная бледность. Он был так красив…. Мое сердце как всегда подвело меня.
Я видела, как он готов был броситься ко мне, услышав этот пустой звук, наверное, показавшийся ему громким, только не для меня. Но я резко остановила его взмахом руки. Его лицо насмешливо и одновременно болезненно искривилось.
— Я заслужил это.
— Мне все равно, — выдохнула я, еле переведя дыхание, — я приехала, чтобы вернуть твои вещи. Не хочешь чтобы их кидали, не оставляй где попало.
Увидев его, я забыла о злости, о гордости и о том всем, что хотела спросить. И в то же время остатки гордости не позволяли мне сейчас расплакаться или вести себя унизительно. Я не хотела быть похожей на Сеттервин. Такого Калеб от меня никогда не дождется.
Отпихнув ногой палатку, я пошла к выходу, боясь только, что не смогу спокойно пройти мимо него. Но Калеб сам остановил меня.
— Ты не имеешь права задерживать меня, — резко вырвала я руку. И пожалела об этом. Как приятно было прикосновение его холодной руки.
— Я знаю, я потерял все права, когда уехал, — он приблизился. Его глаза искали мои. Он вновь взял меня за руку, а я уже не имела сил и желания забирать ее. — Я хочу, чтобы ты просто послушала меня.
Он незаметно для меня самой усадил на ближайший стул, и я не сопротивлялась.
Прочь отсюда! Мне не надо было слушать свое сердце. Я постаралась встать, но ватные ноги сделали эту задачу очень сложной, и я плохо видела сквозь слезы. Я почувствовала, что Калеб опустился на колени возле меня. Я замерла. Калеб обнял меня за талию своими сильными, большими руками, и они показались мне раскаленным железом. Его руки держали меня, но взгляд был устремлен на губы, и мне захотелось его поцеловать. Я никогда не хотела поцеловать его, так сильно, как сейчас. Его имя вертелось у меня на языке.
— Нет, я тебя прошу, не поступай так со мной, — не понимая, что творится со мной, попросила я, — я больше этого не выдержу. Я уже раз слушала тебя. Я так не могу.
Сказав это, я выпрямилась, но так и не смогла сделать и шагу. Наверное, сказался плохой сон, переживания, слезы и нервы. Я заскользила по косяку на пол, но сознание все же не потеряла, потому и видела и слышала, все что происходило.
Калеб подхватил меня на руки, и уже в другой момент я поняла, что он укладывает меня на кровать. Еще один миг и он начал брызгать мне в лицо ледяной водой. Какая-то жидкость полилась в рот. Эта жидкость обожгла мне горло, когда я глотнула. Мои глаза распахнулись до предела, и я выпрямилась, чтобы глотнуть ртом воздух.
— Ты сдурел? Бурбон! Я же беременна! — закричала я, как только смогла выровнять дыхание. Я отпихнула его от себя — безрезультатно. А когда захотела спрыгнуть с кровати, он, играя, ухватился за край моей куртки. Я скинула ее и решительно направилась к выходу, стараясь не думать, что осталась только в рубашке, до машины не так уж и далеко идти. Он не дал мне подойти к двери, выросши в дверном проеме.
— Уйди, — тихо, но угрожающе сказала я.
Его веселость вмиг улетучилась. Он напрягся, и даже перестал дышать. Его лицо стало хмурым, и я бы сказала болезненным. Только я была непреклонна. Ему не могло быть хуже, чем мне за всю эту неделю.
