– Ты мужчина, вот и скажи, почему, – в который раз потребовала Лиля.
На все предположения, высказанные Леничкой всерьез или в шутку, Лиля отвечала – нет-нет, это неправильная причина.
Он ее не любит... Но при чем же здесь «любит – не любит»? Она же просила не любви, а одной лишь физиологии, как в теории стакана воды!..
Она ему не нравится, не привлекает его как женщина... Но уж этого совсем не может быть, она же красивая, вот какие тонкие руки, длинная шея, на ней было платье с декольте, и грудь у нее тоже красивая!..
У него есть женщина, которой он верен... Ох, ну какая женщина!.. Но... у него есть какая-то женщина, кто же? И разве мужчины так строго соблюдают верность?
Возможно, он не уверен в себе как мужчина... Нет, и этого не может быть, тут что-то другое... но что?
Иногда случается, что мужчина может быть нездоров. Возможно, у него венерическая болезнь... Фу, зачем же говорить гадости!..
Вот такие причины отказа ей приводил Леничка, и еще много самых диких причин, и на все Лиля возражала – этого не может быть.
– Некоторые люди подсознательно считают, что физическая любовь – грех. – Леничка повернулся на бок и забормотал с закрытыми глазами, нарочито всхрапывая: – Возможно, он просто человек холодного темперамента, аскет, хр...
Лиля вскочила, выдернула из-под него подушку и придавила подушкой голову.
– Хорошо, я скажу тебе правду, – донеслось из-под подушки. – Все просто: с какой стати он должен был делать то, что ты ему велишь?
– Потому что он мужчина, – непоколебимо ответила Лиля, не отпуская подушки. – Нет-нет, непременно должна быть какая-то важная, необыкновенная причина... Я уверена, он очень страстный, как... как огонь подо льдом, страсти копятся в нем, а потом прорвутся наружу...
– Ты что же, так сильно влюблена в него, Хитровна? – сдавленным голосом спросил Леничка. – Скажи мне правду...
– Правду?.. – задумчивым эхом повторила Лиля. – Да, я очень, очень сильно влюблена...
Иногда бывает так, что говоришь правду, а иногда бывает так, что врешь. Иногда можно полностью
– Но как же Мэтр? – насмешливо спросил Леничка. – Ты теперь любишь обоих?
– Ах, это... это было детское увлечение... Я, скорее, была увлечена его поэзией, а не им самим... – небрежно объяснила Лиля и быстро перевела разговор на Никольского. – Но тут совсем, совсем иное, он для меня прежде всего мужчина... Я после Нового года ни одной ночи спокойно не спала...
– Ты же уверяла, что любить можно только гения, – настаивал Леничка.
– Да, да, любви достоин только особенный человек, человек идеи! Но Никольский очень талантливый – так говорят, а я это чувствую. – Лиля вдруг вскочила и принялась бегать по комнате, словно горячо убеждая сама себя: – Я чувствую его талант, как будто что-то такое у меня внутри, как будто электрический удар от него ко мне!
– А от меня к тебе идет электрический удар? А если бы я был – гений, герой, человек идеи? – дернув головой, спросил Леничка и тут же улыбнулся: – Я шучу, шучу, Хитровна.
Лиля настолько была поглощена собой, что ему даже не нужно было скрывать свою боль, ужас, обиду... Леничка читал ее как до последней буквы знакомую книгу: Лиля – врушка, обманщица, хитрушка, преувеличивает и свои неземные чувства, и немыслимые страдания, и даже то, что ни одной ночи не спала, – спала как сурок!.. Она еще дитя, ей кажется, будто ее любовь – это мячик, который она держит в руках и непременно должна кому-то вручить... вот и мечется от одного «гения» к другому. Но все равно – было больно. Никольского она произвела в гении, а его воспринимает только как дружка, еще немного, и она попросит его потереть ей спинку... Он не гений, не герой, не человек идеи...
– Лиля, я...
– Что? – спросила Лиля и забралась к нему на диван, погладила по голове. – Ты мой бедный птенчик.
Леничка чуть было не сказал «я люблю тебя», но вовремя спохватился. Сказать ей о любви сейчас, лежа на диване, после пошлых, в сущности, разговоров о том, почему ее кто-то отверг? Он все-таки поэт, а для поэта важна не только поэзия, но и поэзия поступка, и его признание в любви будет красиво и значительно.
– Лиля, я еще стану гением и героем, и ты еще будешь гордиться, что сидела вот так со мной запросто и я позволял тебе называть меня твоим бедным птенчиком и даже иногда разрешал тебе до себя дотрагиваться...
И Леничка заговорил с Лилей о том, что на первый взгляд не имело отношения к его любви, но жило в тех же потайных местах души, где и его любовь к ней.
– Когда отец в Белую Церковь уезжал, у него лицо было как у мальчика, как будто он боялся, что его накажут. Дед мой – человек идеи... он столько лет не отвечал на его письма, выходит, идеи были для него более живыми, чем единственный сын?
– Ты и сам такой же, – небрежно сказала Лиля. – Это у вас семейное – вам ваши идеи дороже людей.
– Я? Почему я такой же? – возмутился Леничка.
– Ты мог бы подарить ему на вокзале свою книжку, ему было бы приятно. А ты не подарил, потому что книжка тебе дороже, чем отец... – Лиля говорила, дразня, улыбаясь, на самом деле она не думала так, она вообще об этом не думала, просто вспомнила лицо Ильи Марковича, не такое, как обычно, растерянное, даже немного жалкое.
– Чепуха, – решительно заявил Леничка. – Хотя... возможно, ты права...
– Знаешь что? Давай мы сейчас этот твой сигнальный экземпляр положим в Александра! – оживленно сказала Лиля. – Илья Маркович приедет и найдет, и будет ему подарок! Давай-давай!
Александром между ними называлось бюро красного дерева эпохи Александра Первого в кабинете Ильи Марковича.
– Книжку! – распорядилась Лиля, протягивая руку. – Не притворяйся, что она не при тебе, ты с ней не расстаешься! Подписывай прямо сейчас, пиши: «Моему отцу от сына с любовью»!
– Вот так пошло? – засомневался Леничка.
– Нисколько не пошло, он твой отец, ты его сын. Хочешь, напиши «с уважением», но «с любовью» лучше... Подписывай!
Леничка все-таки написал по-своему: «От тебя пришла ко мне тревога и стихи. Отцу в бесконечность дней». И Лиле не показал.
Напевая «подарок, будет подарок», Лиля потянула на себя крышку бюро, – крышка откинулась на стальных полукругах, открывая ящики и ниши. Между полками и боковыми ящиками было углубление по всей длине бюро. Лиля потянула центральный ящик, зацепила рукавом штифт, дернула нетерпеливо, и один из расположенных по сторонам столбиков выскочил и повис над столом.
– Сломала, – извиняющимся тоном сказала Лиля. – О-о, нет, не сломала... тут потайной ящик, как интересно! Можно я посмотрю... – И тут же сунула руку в ящик и вытащила что-то завернутое в белую тряпицу, мгновенно развернула тряпицу и прошептала восторженно: – Пистолет! Какой красивый! Смотри, какой он черный, блестящий! – Балуясь, она приставила пистолет к виску: – Пиф-паф!
Леничка вскочил, отобрал у нее пистолет, шлепнул по руке.
– Это кольт, в нем два патрона... – рассмотрев, сказал он.
– Ты любишь оружие? Как все мужчины? Думаю, настоящие мужчины все любят...
