практически исчезало при каждом вдохе. Я никогда раньше не сталкивался с этим классическим симптомом, выраженным столь отчетливо, но хорошо знал, что он означает экссудативный перикардит, т. е. скопление чрезмерного количества жидкости (экссудата) в околосердечной сумке (перикарде). Болезнь угрожала полной остановкой сердца и смертью.
Наиболее вероятной причиной в данной обстановке был туберкулез. Лекарства против него в Эку имелись, но они действовали недостаточно быстро, и мы бы не успели спасти больного. Ему оставалось жить максимум несколько дней, если не принять решительных мер. Требовалась экстренная пункция – крайне опасная процедура по удалению излишка жидкости, когда в грудь вводится большая игла с наружной резьбой. В развитых странах это делает опытный кардиохирург, причем он постоянно контролирует продвижение иглы с помощью аппарата УЗИ, чтобы не задеть сердце и не убить пациента.
В Эку не было УЗИ. Ни один из присутствовавших в больнице врачей никогда не проводил эту процедуру. Я должен был рискнуть и, несмотря на отсутствие опыта и техники, попытаться отсосать жидкость с помощью иглы – в противном случае оставалось бессильно наблюдать за агонией пациента. Я объяснил молодому человеку ситуацию, и он понимал, насколько опасно его состояние. Он спокойно попросил меня действовать. С отчаянно бьющимся сердцем, шепча про себя молитву, я ввел большую иглу прямо под грудину, нацелив ее по направлению к левому плечу. Мне было страшно, что я ошибся в диагнозе, – в таком случае процедура почти наверняка оказалась бы для больного смертельной.
Долго ждать не пришлось – в шприц хлынула темно-красная жидкость. Сначала я испугался, что попал в сердечную камеру, но вскоре стало ясно, что это не кровь, а кровянистое вещество из околосердечной сумки, скопившееся там вследствие туберкулеза.
Я отсосал почти кварту жидкости. Эффект был поразительным – парадоксальный пульс пропал почти сразу, а за следующие сутки быстро уменьшился и отек на ногах.
В течение нескольких часов после удачной процедуры я испытывал огромное облегчение и даже душевный подъем. Однако на следующее утро ко мне вернулось прежнее мрачное настроение. Обстановка, в которой молодой человек приобрел свой туберкулез, никуда не делась. В больнице ему начнут проводить медикаментозное лечение, но с большой вероятностью у него не хватит денег на необходимый ему двухгодичный курс; тогда болезнь вполне может вернуться, и наши усилия пропадут даром – он все равно умрет. Кроме того, даже если он излечится от туберкулеза, его на каждом шагу подстерегают другие болезни, вызываемые грязной водой, плохим питанием, опасной экологической обстановкой (хотя их вполне можно было бы предотвратить). У нигерийского крестьянина мало шансов дожить до преклонных лет.
С такими грустными мыслями я подошел на следующее утро к постели своего пациента и застал его за чтением Библию. Он вопросительно посмотрел на меня и спросил, давно ли я работаю в Эку. Я признался, что недавно, и ощутил некоторое раздражение и смущение от легкости, с которой он это определил. И тогда молодой нигерийский крестьянин, настолько отличающийся от меня по культуре, происхождению, жизненному опыту, насколько это вообще возможно для двух разных людей, произнес слова, которые навсегда врезались мне в память. «У меня, – сказал он, – такое чувство, что вы спрашиваете себя, зачем сюда приехали. Я знаю ответ. Вы приехали сюда ради меня».
Я был потрясен. Потрясен его проницательностью и еще более – смыслом сказанного. Моя игла проткнула его околосердечную сумку – его слова пронзили мое сердце. Ведь я втайне мечтал быть великим белым доктором, спасающим миллионы африканцев, – и тут мне пришлось устыдиться этой мечты. Молодой человек был прав. Каждый из нас призван протянуть руку другому. Изредка кому-то удается протянуть ее сразу многим, но, как правило, доброе дело заключается в помощи одному человеку. Именно такие дела по-настоящему важны. Слезы облегчения затуманили мне взгляд, когда я понял, что он совершенно уверен: в этом странном месте я, пусть всего одно мгновение, находился в гармонии с волей Бога, по которой между мной и молодым нигерийским крестьянином установилась самая неправдоподобная и чудесная связь.
Я не умел научно объяснить свои переживания. Теория эволюции была бессильна ответить, почему привилегированный белый стоит у постели больного африканца и каждому дается нечто исключительное. Это было милосердие в смысле Льюиса – любовь, которая не ищет воздаяния, чье существование бросает вызов материализму. Она сама есть высочайшая радость, какую может испытать человек.
Собираясь поработать в Африке, я слышал общий всем человеческим культурам зов – во мне шевелилось желание сделать нечто совершенно бескорыстное для других, служить не ради личной выгоды. Но я позволял себе и другие, менее благородные мысли, рисуя в воображении любовь жителей Эку, восхищение коллег-медиков дома. Суровая действительность нищей деревни разбила эти мечты, зато дала мне возможность приобрести самый значимый человеческий опыт. Я просто попытался помочь другому – в отчаянной ситуации, имея недостаточную квалификацию, – и бремя сделалось невесомым. Я нашел направление – стрелка компаса указывала не на материальные блага, не на исполнение честолюбивых замыслов и даже не на медицину, а на доброту, которую все мы отчаянно надеемся отыскать в себе и окружающих. Яснее, чем когда-либо прежде, я увидел источник этой доброты, источник истины – самого Бога, являющего нам Свою святость через стремление к добру, которое Он начертал в сердце каждого из нас.
Итак, здесь, в последней главе, мы прошли полный круг и опять вернулись к Нравственному закону, с которого я начал свой рассказ. Мы познакомились с достижениями химии, физики, космологии, геологии, палеонтологии, биологии – и все же это чисто человеческое свойство не перестает поражать. Спустя почти тридцать лет после обращения к вере я по-прежнему выделяю для себя Нравственный закон как самое сильное указание на существование Бога, причем Бога, заботящегося о людях, бесконечно милосердного и святого.
Напомню другие факты, указывающие на Творца и обсуждавшиеся нами ранее: то, что Вселенная имела начало; то, что она подчиняется строгим законам, выражаемым математическими формулами; ряд замечательных «совпадений», благодаря которым в рамках законов природы возможна жизнь. Точность и изящество Вселенной указывают на стоящий за ней великий разум, но какой именно? Во что конкретно нам следует верить?
В начальной главе этой книги я описал собственный переход от атеизма к вере. Пора подробнее сказать о дальнейшем пути. Я делаю это не без опаски, поскольку стоит лишь перейти от общей идеи, что Бог есть, к набору определенных религиозных представлений, как разгораются неистовые страсти.
Большинство великих мировых религий равно признает целый ряд общих всем им истин – возможно, без этих истин религия вообще немыслима. Но существуют также важные и интересные отличия, и каждому человеку необходимо самому отыскать свой путь к истине.
Обратившись к вере в Бога, я затем долгое время размышлял о Его свойствах. Мне было ясно, что Бог должен заботиться о каждом в отдельности, иначе бы терял смысл аргумент от Нравственного закона. Таким образом, деизм мне не подходил. Также я заключил, что Бог свят и праведен, – ведь Нравственный закон призывал меня именно к этому. Но такой вывод представлялся мне слишком абстрактным. Из того, что Бог милосерден и любит своих созданий, не обязательно следует, что мы в состоянии с Ним общаться или вступать в какие-либо отношения. Но меня влекло к этому, и по мере того, как во мне крепло это чувство, я постепенно стал осознавать сущность молитвы. Вопреки довольно распространенному мнению, верующие вовсе не пытаются с ее помощью манипулировать Богом, добиваясь исполнения своих желаний. Молитва для нас – способ находить контакт с Богом, узнавать о Нем и пытаться понять Его точку зрения на различные явления, которые нас озадачивают, удивляют или огорчают.
Однако выстроить этот мост к Богу оказалось для меня непросто. Чем больше я узнавал о Нем, тем недоступнее Он представлялся мне в Своей чистоте и святости, а мои собственные мысли и поступки казались в этом ослепительном свете еще темнее.
Я все глубже осознавал собственную неспособность поступать правильно даже на протяжении одного дня. Я мог придумать массу оправданий, но если был по-настоящему честен с собой, то видел, что в моих внутренних битвах часто побеждают гордость, безразличие, гнев. Прежде мне никогда не приходило в
