— Не сегодня. К ужину я вернусь. Вернусь и обо всем вам расскажу; а завтра мы поедем в Лондон вместе — если возникнет надобность там задержаться. А пока вам лучше побыть здесь, успокоиться после пережитого потрясения. Заверяю вас, что Бланш ваше письмо получит. Прижать ее мачеху до такой степени я обязуюсь без зазрения совести — если ее мачеха заупрямится. Я уважаю слабый пол, но не более чем он того заслуживает — это относится и к леди Ланди. Есть много способов приструнить женщину, и я с готовностью прибегну к любому из них, чтобы приструнить мою невестку.
Разразившись на прощанье этой своеобразной тирадой, он пожал руку Арнольду и отбыл на станцию.
В семь часов стол был накрыт для ужина. В семь часов сэр Патрик спустился ужинать, как всегда, безукоризненно одетый и совершенно спокойный, словно ничего не произошло.
— Она получила ваше письмо, — шепнул он Арнольду, взяв того под руку и увлекая в столовую.
— Что-нибудь сказала?
— Ни слова.
— Как она выглядела?
— Как и положено женщине, которая жалеет о содеянном.
Они начали ужинать. Пока в комнате были слуги, обсуждать поездку сэра Патрика не представлялось возможным, но едва они выходили заменить одно блюдо другим, Арнольд пытался начать разговор. Он с трудом дождался, когда унесли суп.
— Признаюсь, я надеялся, что вы привезете Бланш с собой, — сказал он с явной печалью в голосе.
— Другими словами, — ответствовал сэр Патрик, — вы забыли о природном упрямстве, свойственной слабому полу. Бланш уже чувствует, что совершила ошибку. И каковы неизбежные последствия? Естественно, она упорствует в своей ошибке. Оставьте ее в покое и подождите, пока ваше письмо не возымеет свое действие! Серьезные трудности на нашем пути не связаны с Бланш. Радуйтесь по крайней мере этому.
Принесли рыбу, и Арнольду пришлось замолчать, пока ход ужина вновь не был прерван.
— Что это за трудности? — спросил он.
— Они мои и ваши, — ответил сэр Патрик. — Моя трудность в том, что, если я считаю Бланш замужней женщиной (а именно тaк я и считаю), я не вправе настаивать на моих полномочиях ее опекуна. У вас другая трудность: вы не вправе настаивать на ваших полномочиях ее мужа, пока не будет со всей очевидностью доказано, что вы не связаны узами брака с мисс Сильвестр. Увозя отсюда Бланш, леди Ланди прекрасно сознавала, что ставит нас в такое положение. Она допросила миссис Инчбэр; написала вашему управляющему и справилась о дне вашего прибытия в ваше имение; она сделала все, учла все, предусмотрела все, кроме моего исключительною самообладания. Она совершила всего одну ошибку — решила, что оно ей не помеха. Нет, мой дорогой друг! Мое самообладание — это моя козырная карта! И я держу ее в руке, Арнольд, держу в руке!
Внесли следующее блюдо — и им снова пришлось сменить тему! Сэр Патрик, с удовольствием поглощая говядину, разразился долгой и интересной лекцией об истории стоявшего на столе редкого белого бургундского, привезенного из-за границы им лично. Едва говядина исчезла со стола, Арнольд решительно возобновил прерванный разговор.
— Выходит, мы приперты к стенке, — сказал он.
— Попрошу без жаргона, — возразил сэр Патрик.
— Ради бога, сэр, поймите мое волнение и скажите, что вы coбираетесь предпринять!
— Я собираюсь взять вас завтра в Лондон при одном условии — дайте мне слово чести, что до следующей субботы не будете искать встречи с вашей женой.
— А потом я ее увижу?
— Если дадите мне такое обещание.
— Дам! Конечно, дам!
Принесли следующее блюдо. Сэр Патрик заговорил о достоинствах куропатки.
— Достоинства этой птицы, Арнольд, — если ее просто зажарить и съесть, ничего не добавляя, — явно преувеличены. Мы в Англии охотимся на куропаток с чрезмерной страстью и не менее страстно поглощаем их. Но, если разобраться, куропатка — это лишь оболочка, наполненная соусом и трюфелями, и не более того. Впрочем, нет — по отношению к куропатке это слишком несправедливо. Должно добавить, что без нее был бы немыслим знаменитый французский рецепт приготовления оливки — это, несомненно, делает куропатке честь. Вы согласны?
Но вот куропатке пришел конец; съели и желе. Арнольд не преминул воспользоваться паузой.
— Что мы будем делать завтра в Лондоне? — спросил он.
— Завтра, — отвечал сэр Патрик, — в нашем календаре — памятный день. Завтра вторник — и я собираюсь встретиться с мисс Сильвестр.
Арнольд опустил бокал с вином, который уже поднес к губам.
— После всего, что случилось, — произнес он, — слышать ее имя для меня мучительно. Мисс Сильвестр разлучила меня с женой.
— Мисс Сильвестр может искупить свою вину, Арнольд, и помирить ваши сердца.
— Пока что из-за нее мое сердце разбито.
— Может быть, она еще станет вашей спасительницей.
Внесли сыр; и сэр Патрик снова стал распространяться о кулинарном искусстве.
— Известен ли вам, Арнольд, рецепт приготовления оливки?
— Нет.
— Что вообще известно новому поколению? Как грести на лодке, как стрелять, как играть в крикет и как делать ставки. И когда оно одряхлеет и обеднеет — то есть, когда состарится, — что же это будет за поколение! Впрочем, не важно: я до того времени все равно не доживу. Вы меня слушаете, Арнольд?
— Да, сэр.
— Так вот, как готовить оливку: кладете оливку в жаворонка; жаворонка — в перепела; перепела — в ржанку; ржанку — в куропатку; куропатку — в фазана; фазана — в индейку. Прекрасно. Сначала все это немножко обжариваете; потом как следует тушите — пока все не пропитается насквозь, до самой оливки. Совсем прекрасно. Далее, открываете окно. Выбрасываете индейку, фазана, куропатку, ржанку, перепела и жаворонка. И после этого едите оливку. Блюдо несколько дороговато, но (это подтверждают высшие авторитеты) затраты себя более чем оправдывают. Квинтэссенция аромата шести птиц — в одной оливке! Величайшая идея! Налейте себе еще белого бургундского, Арнольд.
Наконец слуги оставили их в покое — с вином и десертом на столе.
— Сэр, терпение мое на последнем пределе, — взмолился Apнольд. — Ваша доброта ко мне безмерна, но я вас очень прошу — расскажите без дальнейших промедлений, что произошло у леди Ланди.
К вечеру похолодало. В камине ярко пламенели дрова. Сэр Патрик подвинул кресло к огню.
— Вот вам полный отчет об этом визите, — начал он. — Прежде всего, леди Ланди я застал не одну. Совершенно не знакомые мне люди. Капитан Ньюэнден и его племянница, миссис Гленарм. Леди Ланди предложила говорить со мной в другой комнате, незнакомцы предложили оставить нас наедине. Но я отверг оба предложения. Первый шах ее милости! Ее главный расчет, Арнольд, строился на том, что мы боимся общественного мнения. Я с первой же минуты показал, что оно пугает нас не более, чем ее самое. «Я всегда принимаю то, что французы называют свершившимся фактом, — сказал я. — Вы довели дело до кризиса, леди Ланди, Так тому и быть. Мне нужно кое-что сказать моей племяннице (в вашем присутствии, если угодно); а потом мне нужно кое-что сказать вам — надеюсь, ваши гости на меня не обидятся». Гости снова уселись (естественно, снедаемые любопытством). Могла ли ее милость, оставаясь в рамках приличий, отказать мне в свидании с собственной племянницей на глазах у двух свидетелей? Нет, разумеется. Я встретился с Бланш в задней гостиной (разумеется, под надзором леди Ланди). Я передал ей ваше письмо; сказал несколько слов в ваше оправдание; увидел, как она втайне раскаивается, — этого было достаточно. Мы вернулись в переднюю гостиную. Не успел я сказать и пяти слов, как к моему удивлению и восторгу открылось: капитан Ньюэнден приехал с тем же вопросом, что и я, и вопрос этот — вы и мисс Сильвестр.
