— У меня есть сообщить вам одно важное обстоятельство, начал он. — И еще передать два послания, которые, надеюсь, вы соблаговолите выслушать. Важное обстоятельство обязуюсь изложить за одну минуту. На каждое послание уйдет еще по минуте. И того — я посягну всего на три минуты вашего времени.
Он предложил Анне стул и подождал, пока она предложит стул ему самому.
— Итак, обстоятельство, — продолжал он. — В Уиндигейтсе известно ваше местопребывание. Одна из служанок видела, как вы шли по тропе в Крейг-Ферни. Отсюда, естественно, заключили, что вы держите путь в гостиницу. Вам, полагаю, это знать важно. Поэтому я и решился уведомить вас об этом, на что ушло времени — ровно одна минута.
В Анне заговорило любопытство.
— Кто из служанок меня видел? — спросила она, не сдержавшись.
Сэр Патрик, держа часы в руке, заметил, что не стоит затягивать разговор за счет маловажных вопросов, которые, разумеется, не преминут возникнуть.
— Прошу прощения, — сказал он. — Мне отпущено всего три минуты. Служанка отнимет у нас драгоценное время. С вашего любезного позволения перехожу к посланиям.
Анна промолчала. Сэр Патрик продолжал, как ни в чем не бывало.
— Послание первое. Леди Ланди приветствует бывшую гувернантку своей падчерицы, чье имя по мужу ей пока неизвестно. Леди Ланди вынуждена с прискорбием сообщить, что сэр Патрик, как глава семьи, грозился вернуться в Эдинбург, если она не послушается его совета, и сама отправится на поиски гувернантки. Вследствие чего леди Ланди не поехала в Крейг-Ферни, чтобы лично провести расследование и выразить свои чувства, а доверила эту миссию сэру Патрику, оставив за собой право самой во все вникнуть при первом же случае. Устами своего деверя она ставит в известность бывшую гувернантку, что отныне все отношения между ними порваны и что рекомендации, буде таковая потребуется, она не получит, пусть на это и не надеется. Послание передано дословно. Истекшее время — две минуты.
Щеки Анны залил румянец. В ней заговорила уязвленная гордость.
— Послание леди Ланди оскорбительно, но ничего другого я и не ожидала от нее, — сдержанно проговорила она. — Меня удивляет только, что сэр Патрик согласился передать его.
— Мотивы сэра Патрика сию минуту будут ясны, — ответил неисправимый чудак. — Послание второе. Бланш шлет свою нежнейшую любовь. До смерти хочет познакомиться с мужем Анны и узнать ее имя в замужестве. Чувствует ужасное беспокойство и страх за судьбу Анны. Требует, чтобы Анна немедленно ей ответилa. Жаждет, как ничего в жизни, тотчас скакать в гостиницу. Вынуждена была покориться воле опекуна и доверить ему выражение своих чувств. Опекун ее есть прирожденный тиран, коему ничего не стоит мимоходом разбить сердце ближнего своего. Он, сэр Патрик, предлагает вниманию дамы оба эти послания и заверяет, что не расположен ни в малейшей степени касаться ее тайн. Он только хотел бы еще прибавить, что его влияние в Уиндигейтсе, как бы велико оно ни было, все-таки не безгранично, а его невестка и племянница мыслят противоположно, что чревато нежелательными семейными осложнениями, и он почтительнейше просит мисс Сильвестр сообразовать с этим свои дальнейшие действия. Второе послание передано слово в слово. Истекшее время — три минуты. Близится гроза. До охотничьей хижины скакать еще четверть часа. Засим до свидания, мадам, и всего вам доброго.
Он поклонился ниже, чем обычно, и, не прибавив больше ни слова, с достоинством удалился.
Первым чувством Анны (бедняжку можно понять) было сильнейшее негодование.
— Благодарю вас, сэр Патрик! — воскликнула она, глядя на затворившуюся дверь. — Сочувствие беззащитной женщине вряд ли можно выразить более причудливым образом.
И в тот же миг раздражение ее улеглось. Ум и здравый смысл подсказали ей, что сердиться, в сущности, не на что.
Она поняла причину столь молниеносного визита: сэр Патрик, щадя ее, пресек всякую возможность задержаться подробнее на ее бегстве. Он дружески предупредил ее, деликатно дал ей понять, что она должна подумать о спокойствии в Уиндигейтсе. Анна тотчас подошла к маленькому столику, на котором лежали письменные принадлежности, и села написать Бланш.
— «На леди Ланди я повлиять не могу, — подумала она. — Но на Бланш я имею большое влияние. И я постараюсь отвратить семейный скандал, как того хочет сэр Патрик».
Анна взяла перо.
«Дорогая Бланш, — писала она. — Я только что рассталась с сэром Патриком, он передал мне твое устное послание. Как только смогу, я немедля посвящу тебя в мою тайну. Но прежде позволь мне просить тебя об одной величайшей милости — ради бога, не входи ни в какие пререкания обо мне с леди Ланди и не делай глупости, любовь моя, бессмысленной глупости — не приезжай в гостиницу». Анна остановилась, бумага поплыла у нее перед глазами. «Дорогая сестра моя, — подумала она, — кто мог бы подумать, что я когда-нибудь откажусь от свидания с тобой. Одна эта мысль может свести с ума!» Анна тяжело вздохнула, макнула перо в чернильницу и продолжала писать.
За окном быстро темнело. Порывы ветра над пустошью стали слабеть. Все в природе спешило затаиться перед надвигающимся ненастьем.
АРНОЛЬД
Все это время Арнольд сидел взаперти в буфетной мистера Бишопригса, досадуя на себя и весь мир.
Первый раз в жизни он прятался от другого человека, к тому же мужчины. Дважды подходил он к двери, боясь потерять уважение к самому себе, с отважным намерением предстать пред лицо сэра Патрика. И дважды отходил обратно из сострадания к Анне. Чтобы оправдаться перед опекуном Бланш, ему пришлось бы выдать тайну несчастной женщины, а он честью клялся хранить ее.
«Зачем только я согласился пойти сюда!» — вырвалось у него из груди запоздалое раскаяние, он сел на краешек стула и стал ждать ухода сэра Патрика — единственное, что могло вернуть ему свободу.
Очень скоро, как он и ожидал, его одиночество было нарушено появлением папаши Бишопригса.
— Ну что? — вскочил на ноги Арнольд. — Путь свободен?
Мистер Бишопригс отличался еще одной особенностью — у него временами пропадал слух. Вот и сейчас с ним приключилась эта неприятность.
— Как вам нравится мой закуток? — спросил он, пропустив слова Арнольда мимо ушей. — Тепло и уютно. Патмос[6] в пустыне, скажете вы и не ошибетесь!
Тут его зрячий глаз, сверливший лицо Арнольда, медленно пополз вниз и красноречиво остановился на жилетном кармане.
— Понимаю! — воскликнул Арнольд. — Я ведь обещал заплатить тебе за твой Патмос. Держи!
Мистер Бишопригс спрятал деньги, меланхолично улыбнулся и сочувственно покачал головой. Другой на его месте поблагодарил бы руку дающую. Не таков был мистер Бишопригс. Крейг-фернийский философ и не подумал рассыпаться в благодарности, Зато он высказал несколько кратких, но глубокомысленных фраз. Многое восхищало в мистере Бишопригсе, но особенно велик он был в умении из всего извлекать мораль. На этот раз он извлек мораль из Арнольдовой щедрости.
— Вот она жизнь! Да не оставит нас господь своей милостью. Когда вы связаны с женщиной, шиллинги так и сыплются из вас. Ужасная истина, сэр! Любишь кататься — люби и саночки возить. Вот хоть бы ваша женушка. Я чай не малую толику вам стоит. Спервоначала игрушки, финтифлюшки, цветы, книжки и прочая дребедень.
— Уймитесь вы, ради бога, со своими истинами. Сэр Патрик ушел?
Но излияния мистера Бишопригса не так легко было остановить, Они текли и текли из неиссякаемого источника, неторопливо, плавно, и конца им не было.
— Но вот вы женаты — тут уж пошли шляпки, платья, исподнее, ленты, меха, кружева. Каких
