среди самых знаменитых атлетов нации, собравшихся в полком составе. Нужно ли описывать участников этого кворума? Портрет Джеффри подойдет любому из них. Вот они — мужество и мускулатура Англии! Как тут не вспомнить шерсть и бекон Англии — в этом сборище великанов разнообразия было не больше, чем в овечьей отаре. Джулиус огляделся — вокруг двоилась, троилась, множилась одна и та же фигура — тот же костюм, та же сила, то же: здоровье, тот же голос, те же вкусы, привычки, слова, устремления, многократно повторенные во всех углах комнаты. Шум стоял оглушительный, энтузиазм для стороннего наблюдателя вызывал ужас и отвращение. Джеффри вместе со своим креслом был вознесен на стол для всеобщего обозрения. Вокруг него пели, вокруг него плясали, веселились, изрыгали дружеские проклятия. Благодарные великаны со слезами на глазах превозносили его до небес, осыпая словами любви и признательности: «Дорогой дружище! Наш славный, благородный, великолепный, прекрасный Джеффри!» Они обнимали его, хлопали по спине, жали ему руки. Они били кулаками по его бицепсам, тыкали в них пальцами. Обнимали монументальные ноги, которым предстояло бежать в беспримерном состязании. В дальнем конце комнаты, откуда физически невозможно было протиснуться к восседавшему на столе герою, восторг до того накалился, что стал проявляться в демонстрации грубой силы и актах вандализма. Геркулес Первый расчистил локтями место и лег. Геркулес Второй в знак протеста поднял его как штангу. Геркулес Третий взял из камина кочергу и руками сломал ее. Геркулес Четвертый принял вызов и сломал каминные щипцы о свою могучую шею. Казалось, еще миг и Геркулесы начнут сокрушать все подряд, включая и самый дом. Но к счастью, горящий взор Джеффри углядел в толпе брата, и голос его, зычно окликнувший Джулиуса, на миг воцарил тишину, сменившуюся тотчас новым взрывом энтузиазма. Да здравствует его брат! Раз, два, три — и Джулиус уже поднят на плечи. Четыре, пять, шесть — он уже движется по головам к заветному столу. Глядите, глядите! Герой дня схватил его за ворот! Глядите! Он поставил его на стол рядом с собой. Распаренный докрасна триумфатор весело приветствует своего брата — карлика и гордеца — залпом добродушных проклятий.
— Гром и молния, Джулиус! Смерть и кровь! Что-нибудь стряслось?
Отдышавшись, Джулиус первым делом привел в порядок костюм, несколько помятый бесцеремонным обращением поклонников Джеффри. Этот маленький сноб, у которого мышцы были развиты ровно настолько, чтобы снять с полки словарь, а физические упражнения ограничивались единственно игрой на скрипке, нимало не был устрашен оказанным ему, мягко говоря, не очень деликатным приемом. Напротив, он выказал ему откровенное презрение.
— Ты их не испугался? — спросил Джеффри. — Мои парни — народ грубый, но не злой.
— Нисколько не испугался, я только подумал: если английские колледжи и университеты выпускают столько идиотов, долго ли эти колледжи и университеты продержатся?
— Полегче, Джулиус, полегче! Если они услышат, что ты говоришь, они вышвырнут тебя из окна.
— Что еще укрепит мое мнение о них.
Тем временем толпа, видя, но не слыша разговора братьев, начала приходить в волнение, не скажется ли этот разговор на судьбе Фулемского бега. Многоголосый рев воззвал к Джеффри: если что не так, стоит ему только сказать… Успокоив своих почитателей, Джеффри повернулся к брату и благодушно спросил, какого лешего ему здесь надо.
— Я должен кое-что сказать тебе перед возвращением в Шотландию, — ответил Джулиус. — Отец дает тебе последнюю возможность наладить отношения. Если ты ей не воспользуешься, двери его дома, равно как и моего, закроются для тебя навсегда.
Нет ничего более замечательного, чем способность нынешних молодых людей выказать здравый смысл и решимость перед лицом обстоятельств, представляющих угрозу их материальным интересам. Нет, Джеффри не возмутился тоном брата, напротив, он тотчас спустился с пьедестала в прямом и переносном смысле и безропотно подчинился человеку, от которого косвенно зависела его судьба, Точнее сказать, — судьба его кошелька. Через пять минут собрание великанов, получившее заверения, что Фулемскому бегу ничего не грозит, было благополучно распущено; и братья уединились в один из номеров гостиницы.
— Выкладывай, что хочет отец! — потребовал Джеффри, — и если можешь, покороче.
— Дело не займет и пяти минут, — уверил его Джулиус, — я вечером возвращаюсь домой с почтовым поездом, а у меня еще много дел в Лондоне. Отец мне сказал буквально следующее: «Если Джеффри женится, конечно, с моего одобрения, то двери моего дома опять для него откроются». У матушки есть на примете хорошая партия. Рождение, красота, богатство — вот что подносится тебе на тарелочке. Женишься, и ты опять сын лорда Холчестера. Нет — пеняй на себя.
Нельзя сказать, что предложение отца очень обрадовало Джеффри. Вместо ответа он грохнул об стол тяжеленным кулаком и обрушил проклятия на голову некой особы, не назвав, впрочем, ее по имени.
— Мне нет дела до твоих постыдных связей, — продолжал Джулиус. — Я только передал тебе условие отца, а там уж решай — согласиться на это условие или нет. Партия, которую матушка нашла тебе, — это миссис Гленарм, урожденная Ньюэнден, потомок одной из старейших английских фамилий. Молодая, бездетная вдова, ее покойный муж был крупный фабрикант. В миссис Гленарм соединились родовитость с богатством. Ее чистый доход — десять тысяч фунтов в год. Если на твое счастье она не откажет тебе, отец согласен увеличить ваш доход до пятнадцати тысяч. Матушка высокого мнения о ее достоинствах. Моя жена знакома с ней. Миссис Гленарм бывала на наших приемах в Лондоне. Я слыхал, она сейчас гостит у друзей в Шотландии. Вернувшись домой, я распоряжусь, чтобы ей было послано приглашение. Дело за тобой — постарайся произвести на нее благоприятное впечатление. А пока подчиняйся распоряжениям отца, если, конечно, принимаешь главное условие.
— Если она не клюнет на парня, который побежит в Фулеме, — Джеффри пропустил мимо ушей конец тирады, — найдется много других, которые клюнут. С этой стороны все в порядке. Трудность заключается в другом.
— Я повторяю, до твоих трудностей мне нет дела, — продолжал Джулиус. — Остаток дня подумай над моими словами. Если решишь принять предложение отца, жду тебя вечером на вокзале, поедем в Шотландию вместе. Тогда я поверю, что твое решение твердо. Ты вернешься к леди Ланди, продолжишь прерванный визит. Мои интересы требуют, чтобы ты относился к людям, имеющим вес в графстве, с должным почтением. Жена пошлет приглашение леди Гленарм, чтобы к твоему возвращению она уже гостила у нас. Если ты вечером приедешь на вокзал, мы с женой сделаем все, чтобы помочь тебе. Если я поеду один, тебе больше в моем доме делать нечего. Я вычеркну тебя из своего сердца.
С этими словами он простился с братом и покинул гостиницу.
Оставшись один, Джеффри раскурил трубку и послал за хозяином.
— Возьмите мне лодку, хочу погрести час-другой вверх по реке. И бросьте в лодку полотенца. Может, я еще и поплаваю.
Хозяин почтительно выслушал распоряжение и в ответ позволил себе предостеречь знатного гостя.
— Только ради бога не выходите через парадную дверь, сэр! Толпа сильно возбуждена. Полиция не может гарантировать вам безопасность.
— Ладно, выйду через черный ход.
Джеффри повернулся и вышел из комнаты. Какие же трудности стояли у него на пути к райским кущам, которые посулил ему брат? Состязание? Нет, разумеется. Спортивный комитет обещал отсрочить день состязания, если он пожелает, а месяца тренировок будет для него вполне достаточно. Может, он сомневался, сумеет ли покорить сердце миссис Гленарм? Нисколько. Впрочем, для женитьбы годилась любая женщина, имей она капитал и отвечай условиям отца. Единственной препоной была женщина, которую он погубил. Анна Сильвестр! Как с ней поступить — это была неразрешимая для него трудность.
«Погребу немного, — сказал он себе, — тогда посмотрим, может, не так все и плохо».
Хозяин гостиницы с полицейским тайно проводили его к реке, обманув бдительность жаждущей видеть его толпы, запрудившей площадь перед гостиницей. Они стояли на берегу и любовались мощными и вместе изящными взмахами весел. Джеффри быстро уходил от них вверх по реке.
— Вот она, красота и гордость Великобритании, — мечтательно проговорил полицейский. — Пари уже стали заключать?
— Шесть к четырем, — ответил хозяин гостиницы. — И никого против.
