только будут улажены все формальности.
Леди Ланди опять подпрыгнула в кресле, побагровела лицом и раскрыла рот. Но сэр Патрик не дал ей и слова вымолвить. Он поднялся на ноги и решительно продолжал:
— Позвольте мне, леди Ланди, снять с вас тяжкое бремя — воспитание неисправимо бессердечной девчонки. А средством к этому послужит бракосочетание, исполнение коего вы только что признали своим долгом. Как опекун Бланш имею счастье назначить день свадьбы на первую половину ближайшего месяца.
Этими словами сэр Патрик захлопнул силки, которые он расставил для невестки, и теперь ждал, что из этого выйдет.
Женщина, злая до мозга костей, в состоянии бешенства способна подчинить все одной- единственной прихоти — удовлетворению снедающей ее злобы. Сейчас она хотела одного — уничтожить сэра Патрика. Леди Ланди ненавидела его в эту минуту так сильно, что торжество ее мелких причуд принесло бы ей мимолетное удовлетворение. И она решила уничтожить его на его же территории.
— Мой дорогой сэр Патрик, — сказала она, рассмеявшись серебряным колокольчиком. — Сколько вы потратили бесценного времени, каким соловьем разливались, чтобы выманить у меня согласие на эту свадьбу. Что бы попросту мне сказать — я бы, разумеется, ответила согласием. Мысль, как можно скорее устроить свадьбу, кажется мне превосходной. Я в восторге, что могу передать попечение этой своенравной девицы в руки несчастного юноши, выразившего готовность взять на свои плечи такое бремя. Чем меньше времени он будет знать ее до женитьбы, тем больше шансов, что женитьба состоится. Умоляю, поторопите стряпчих, сэр Патрик. И если хотите доставить мне удовольствие, пусть уж лучше бракосочетание состоится неделей раньше, чем неделей позже.
Ее милость величественно поднялась с кресел и любезно поклонилась сэру Патрику — живая картина, которую вы назвали бы «триумфом грациозной иронии».
Сэр Патрик ответил глубоким поклоном и красноречивой улыбкой, которая говорила: «Я верю каждому слову вашего превосходного монолога. Очаровательная женщина, очаровательная!»
Таким образом, леди Ланди, единственный представитель семьи, который мог бы заставить сэра Патрика помедлить со свадьбой, была лишена этой возможности благодаря хитроумию сэра Патрика, умно воспользовавшегося дурными свойствами ее характера. Таким образом, леди Ланди оказалась в стане тех, кто спешил со свадьбой Арнольда и Бланш.
ПЕТЛЯ СУЖАЕТСЯ
Истина по самой своей природе стремится к свету. На протяжении всего времени от того дня, когда сэр Патрик одержал победу над леди Ланди, до самого дня свадьбы истина то и дело пыталась пробиться наружу то здесь, то там сквозь толщу непроглядного мрака.
Было много знаков, говорящих о том, что в Уиндигейтсе подспудно действуют некие тайные силы, будоражащие гладкую поверхность жизни. Не хватало только всевидящего ока, способного верно прочитать скрытый смысл этих знаков.
В тот самый день, когда хитроумный сэр Патрик склонил невестку поторопиться со свадьбой, явились новые препятствия, воздвигнутые самой Бланш. К полудню ей стало гораздо лучше, и она согласилась повидать Арнольда в своей маленькой гостиной. Произошел краткий разговор. Через четверть часа Арнольд опять предстал перед сэром Патриком, греющимся в саду под лучами пока еще теплого солнца. Бланш возмущенно отринула самую мысль о замужестве в те скорбные дни, когда Анна безвозвратно покинула их.
— Вы ведь позволили мне заговорить с Бланш о свадьбе, сэр Патрик, — не помня себя, говорил Арнольд.
Сэр Патрик немного передвинулся, чтобы лучи падали на спину, и согласился, что позволил.
— Если бы я знал, что последует, я бы лучше вырвал свой язык, чем хоть одно слово сказал ей о свадьбе. Что вы думаете, она сделала? Заплакала и велела мне уйти.
Было чудесное утро, прохладный ветерок умерял горячие лучи солнца; на ветках весело распевали птицы, сад радовал благоуханием и красотой. Сэр Патрик был наверху блаженства. Мелкие, докучливые неустройства жизни маячили на почтительном расстоянии. И он решительно не желал приваживать их.
— Вот предо мною мир, — сказал почтенный джентльмен, еще больше подставляя спину солнцу, — который Создатель в неизреченной своей милости наполнил прелестными видами, гармоническими звуками, восхитительными ароматами. И вот вам существа, наделенные чувствами, чтобы наслаждаться этими видами, звуками, запахами. Я уж не говорю о существующих в мире любви, пище, сне, еще прибавляющих жизни очарования. И эти самые существа ненавидят, голодают, мечутся в бессоннице на подушках, не желая ни видеть, ни слышать, ни обонять прекрасное. Они проливают горькие слезы, говорят злые слова, заражаются болезнями, опускаются, стареют, дряхлеют и умирают! Что бы все это могло означать, Арнольд? И долго ли в мире так будет продолжаться?
Тончайшее связующее звено между Бланш, не видящей радости бытия, преподносимой ей в виде замужества, и всем человечеством, не видящим радости бытия вообще, было ясно различимо почтенной Философии, греющей спину на солнце, и совершенно незримо Арнольду. Он нарочно пропустил мимо ушей вопрос вопросов, заданный сэром Патриком, и, возвращаясь к Бланш, спросил, что же теперь делать.
— А что делают с огнем, когда не могут загасить его? — спросил в свою очередь сэр Патрик. — Ему дают гореть, пока он сам собой не погаснет. А что делают с женщиной, когда не могут успокоить ее? Ждут, пока она сама успокоится.
Арнольд не понял мудрости, заключенной в этом превосходном совете.
— Я думал, вы поможете мне уладить отношения с Бланш.
— А я разве не помогаю? Оставьте Бланш в покое. Не заговаривайте о свадьбе в другой раз, как увидите ее. Если она сама упомянет, вы, попросив прощения, скажите ей, что не будете больше торопить ее. Я ее увижу через часик-другой и скажу ей то же самое. Мы заронили в ее душу зерно, оставьте его там, пока оно прорастет. Не заговаривайте о мисс Сильвестр, не подбрасывайте поленья в этот огонь. Не раздувайте его своими уговорами, не умаляйте образ утраченной подруги, от этого он будет сиять еще сильнее. Предоставьте времени исцелить рану, время будет потихоньку подталкивать Бланш, и, поверьте мне, когда все документы будут выправлены, она сама протянет вам руку.
Сэр Патрик и Бланш встретились за вторым завтраком. И дядюшка повел себя с ней, как советовал Арнольду. После завтрака Бланш была уже совсем покойна. Немного спустя Арнольд был прощен. А еще погодя почтительный джентльмен своим проницательным оком заметил, что племянница стала что-то задумываться и поглядывать на Арнольда с каким-то новым интересом, смущаясь и пряча этот интерес от Арнольда. Сэр Патрик пошел одеваться к обеду, теша себя мыслью, что все неурядицы теперь уже близки к разрешению. Никогда еще почтенный джентльмен не ошибался так сильно.
Сложное действо облачения к обеду близилось к концу. Дункан повернул зеркало поближе к свету: его хозяин был в той критической точке дневного распорядка, когда решался важнейший вопрос — будет ли завязан белый галстук идеальным узлом. И в этот ответственный миг какой-то невежа, не имеющий понятия об искусстве украшения джентльменовой шеи, заколотил в дверь спальни. Ни слуга, ни хозяин не дышали и не шевелились, пока ничто уже не могло грозить создаваемому шедевру. Наконец сэр Патрик бросил в зеркало последний оценивающий взгляд и, увидев у себя на шее верх совершенства, снова задышал.
— Пожалуй, чуть-чуть не хватает легкости, — проговори он. — Но ввиду помехи, не так уж плохо, совсем не так плохо.
— Совершенно согласен, сэр Патрик.
— Посмотрите, кто там.
Дункан пошел к двери и вернулся к хозяину с телеграммой руке, невольной нарушительницей священнодействия.
Сэр Патрик разволновался, увидев эту нежеланную гостью.
— Распишитесь на квитанции, Дункан, — распорядился он и распечатал конверт. Вот вам
