Песня Фрэнка закончилась, и фонтаны исчезли в облаках тумана и брызг.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Через несколько минут Найджел уже шел следом за Кимберли через холл Белладжо, отделанный белым мрамором и золотом, с яркими всплесками красных, желтых и оранжевых цветов. Щебетали птички. Бабочки трепетали крылышками, перелетая с цветка на цветок. И надо всем этим великолепием висела прекрасная хрустальная люстра с прозрачными шарами, разукрашенными цветными полосами.
Кимберли внезапно остановилась и повернулась, жестом указывая в сторону бара.
Она подвернула выбившуюся из пучка прядь своих белокурых волос.
— Не торопись, когда войдешь.
— Что?
Она показала розовым ноготком в направлении его ног.
— Чтобы не косолапить.
Он хотел сказать, что в нем полторы сотни килограммов твердых, как камень, мускулов. Неужели она и в самом деле думает, что женщины опустят глаза, когда он войдет, чтобы разглядывать его ботинки сорок восьмого размера?
— Правильно, — согласился он. — Я войду медленно.
Он поглядел на ее волосы, вспоминая тот вечер, когда сказал ей, что у нее волосы цвета солнца. Ему вспомнилась сказка про Рапунцель, любимая сказка его самой младшей сестры. У Рапунцель были длинные золотистые волосы, которые она сбросила из окна, чтобы ее возлюбленный принц смог подняться к ней по ее сверкающим локонам.
— И помни, пусть женщина первой дотрагивается до вас.
— Мои руки связаны.
Кимберли испуганно замолчала.
Он протянул вперед свои загорелые руки, скрестив запястья.
Она долго молча смотрела на него.
— Да, — сказала она прерывающимся голосом, — я поняла.
Ему захотелось узнать, осознает ли она, как выглядит сейчас. Ее глаза стали большими и влажными, а на щеках играл предательский румянец, очень яркий на фоне ее желтого, как сливочное масло, платья.
Неужели перед ним стоит та чертовски уверенная в себе Кимберли, которую он впервые увидел неделю назад? Теперь перед ним женщина, которую очень легко взволновать.
И если он продолжит свою игру, то, возможно, она расслабится.
Он накрыл ее руку, которая все еще касалась его пиджака, своей рукой и позволил теплу ее кожи смешаться с его теплом. Какая у нее мягкая, шелковистая кожа!
— Доверься мне, — сказал он, слегка пожимая ей руку. — Я смогу понять чувства женщины, ее намеки и то, что она захочет получить…
Она рассмеялась — пожалуй, слишком нервно.
— Хорошо, но на самом деле это следует отложить до…
— …следующего шага, — закончил он за нее, позволив своим пальцам переплестись с ее пальцами. — Целовать ее так, чтобы она…
Его взгляд опустился на ее прекрасные розовые губы, и он вспомнил, что чувствовал, когда целовал ее.
— …умоляла о большем, — шепотом закончила фразу Кимберли.
Он сделал паузу, чрезвычайно медленно проводя большим пальцем по тыльной стороне ее руки.
— Что ты сказала?
Она приоткрыла губы и осторожно сделала дрожащий вдох.
— Умоляла… — она резко остановилась. — Или у тебя плохо со слухом, или ты развлекаешься, заставляя меня снова и снова повторять слова «умоляла о большем».
— Неужели ты думаешь, что я могу так поступить с тобой?
Теперь он передвинул большой палец к ее ладони и поглаживал ее.
Она задержала дыхание, и он мог бы поклясться, что чувствует, как дрожь прошла по ее руке до кончиков пальцев.
Они долго стояли так, не замечая ничего вокруг — ни шума голосов, ни трелей птиц. В мире были только он и Кимберли, маленькие огоньки, которые он видел глубоко в ее глазах, робкая улыбка на ее губах, предназначенных для поцелуев. И почему он до сих пор не заметил крошечную ямочку у нее на подбородке? Он не мог дождаться дня, часа, минуты, когда бы она попросила, чтобы он опять поцеловал ее. Он был уверен, что так это и будет — она попросит. Она сделает первый ход, а он с удовольствием сделает второй, третий…
Кимберли заморгала, будто медленно пробуждаясь.
— Я думаю, мы обсудили все.
Он кивнул и подумал, что она очень сильно ошибается.
Освобождая свою руку, она сказала:
— Поскольку я ваш инструктор, то буду неподалеку, только чтобы видеть тебя и делать заметки.
— Послушай, я хочу выполнить каждый шаг, но мне не хочется, чтобы ты записывала каждое мое движение.
Подбородок с ямочкой упрямо приподнялся.
— Я не буду много писать.
Он понял, что ничего больше от нее не добьется.
— Ладно. Начнем представление.
— Еще одна вещь.
Он выгнул бровь.
— Если нам случится разговаривать, я буду называть тебя Ники.
Он почти забыл о своем новом имени.
— Зачем?
— Это для меня. — Она пригладила рукой свой пиджак. — Так мне легче дистанцироваться от тебя.
— Конечно, — ответил он, задавая себе вопрос, понимает ли она, что становится ближе к нему, а не отдаляется. — Конечно, — повторил он, предчувствуя победу, — если хочешь, называй меня Ники.
И самоуверенно подмигнув Кимберли, Найджел медленно направился к бару.
Кимберли задержалась в холле на несколько минут.
Ей нужно время, чтобы собраться с мыслями, прийти в себя.
И еще надо поскорее забыть, как нежно ласкал он ее ладонь большим пальцем.
На стене рядом с ней было зеркало в резной позолоченной раме. Она увидела, что ее лицо горит, как в лихорадке.
Кимберли порылась в сумочке, нашла коробочку мятных леденцов и сунула один в рот. Потом выпрямилась, отвела плечи назад и направилась к бару.
Кимберли протискивалась через толпу посетителей и, пытаясь обогнуть группу людей, споткнулась — ладно бы один раз, но дважды!
Она сделала в уме заметку, чтобы провести беседу с Найдж… то есть с Ники. Она не хотела, чтобы он влюбился в первую встречную женщину. И еще надо было бы напомнить ему, что до окончания шага