Он положил ладонь ей на поясницу и притянул ее немного ближе.
— Да?
— Мне никогда в жизни не было так хорошо. Ни с кем.
Она обвила руки вокруг его шеи и, встав на цыпочки, поцеловала.
Волны жара кругами стали расходиться по его телу, будто его всего охватил волшебный огонь. И хотя он думал «хватит, хватит», его пальцы сами собой вынули заколку, держащую ее пучок, и локоны, рассыпавшиеся золотым водопадом, были ему наградой.
— Тебе надо носить распущенные волосы, — решил он.
— А тебе, — прошептала она, отступая назад из его рук, — надо наклониться.
— Что?
— Юл Бриннер, помнишь? «Король и я»?
— Это фильм, я полагаю?
— Да, — ответила она с очень довольным видом. — Он самоуверенный, невозможно сексуальный король Сиама, а она нежная, но со стальным характером, Анна. Юл Бриннер играл короля. — Она поглядела на голову Найджела. — У него тоже бритая голова.
— Из-за нее он и выглядел невозможно сексуальным?
— Да. Точно так же, как ты.
Разве после таких слов мужчина не сделает все, о чем ни попросит его женщина?
Найджел тут же наклонился.
Нежные, робкие пальцы тронули его голову, задержались, потом двинулись вниз, к ушам, и потом опять поднялись к макушке.
— Я хотела сделать это с того самого дня, когда мы были в примерочной, — прошептала она.
Она ласкала его голову, потом ее пальцы скользнули к затылку и стали описывать медленные, плавные круги.
Он ощущал каждую точку, которой касались ее теплые пальцы. Когда же он неожиданно ощутил кожей ее горячее дыхание, волны жара снова охватили все его тело.
— Я должен идти, — сказал он напряженным голосом, начиная выпрямляться.
— Еще нет.
Он застонал, когда ощутил у себя на голове бархатную теплоту ее губ. Один раз. Другой. Поцелуи были сперва медленными, но очень быстро ее разгорающаяся страсть превратила их в жаркие, прожигающие насквозь.
Сделав большое усилие над собой, он наконец поднял голову.
Помада на губах Кимберли была смазана, ее глаза мерцали.
— Анна, — тихо сказал он. — Твой король приказывает тебе отправляться в кровать.
Это оказалось легче сказать, чем сделать.
Бросив на него последний жаркий взгляд, она, пошатываясь, отправилась в спальню, по дороге выскальзывая из его пиджака. В дверном проеме она подержала пиджак, подмигнула, затем бросила его на пол и исчезла. Дверь щелкнула, закрывшись за ней.
По сравнению с Кимберли, одетой в корсет, женщины в баре казались невинными школьницами.
Он направился к закрытой двери спальни. Сейчас он подберет пиджак и уйдет.
Но когда он наклонился, Кимберли позвала его через дверь спальни.
— Найджел!
— Да?
— Корсет. — Раздался прерывистый шум. — Он слишком тесный.
Он зажмурил глаза, борясь с видением.
— Ой-ой-ой! Ну помоги же!
Когда он открыл дверь, то понял, что ему следует собрать все жалкие остатки своей воли.
Кимберли лежала боком на кровати, заведя руки назад и извиваясь в попытках дотянуться до застежек на спине.
— Проклятые крючки и петельки, — сердилась она.
— Перевернись на живот!
Он наклонился, разглядывая длинный ряд сверкающих крючков и петелек. Интересно, как она смогла застегнуть этот корсет без посторонней помощи?
Он начал возиться с первым крючком, и его пальцы показались ему слишком большими и неуклюжими. Но вот каким-то чудом удалось расстегнуть этот крючок. Потом второй.
Когда он достиг десятого или двадцатого, у него рябило в глазах, а пот крупными каплями выступил на лбу. Найджелу пришлось схватить угол простыни и вытереть голову.
Наконец он расстегнул последний.
Кимберли осталась лежать на животе. Ниже левой лопатки была маленькая, соблазнительная родинка.
Он глубоко вздохнул, как ныряльщик перед прыжком в воду, поднял Кимберли на ноги и, прочистив горло, спросил:
— Теперь-то ты можешь это снять?
— Ммм, да.
На ее лице засияла широкая самодовольная улыбка. Он начал говорить, но осекся и спросил:
— Это твое «Ой-ой-ой! Ну помоги же!» было только представлением, чтобы заставить меня войти к тебе в спальню?
Она откинула голову назад, и ее глаза наполнились серым мерцанием.
— Один «Космополитен», и я отвергнута?
— Это был огромный «Космополитен», и ты пила уже второй, когда я подошел к тебе.
Она поцокала языком.
— У меня голова немного кружится, не более того.
— Я буду гнаться за тобой… — почти неслышно напомнил он себе.
— Что?
Он открыл глаза, и у него разве что слюни не потекли при виде ее великолепных грудей, подобных зрелым плодам. Он с трудом сглотнул.
— Меня еще в юности приучили никогда не пользоваться тем, что женщина нетрезвая.
— Ну а я не нетрезвая. И чтобы избавить тебя от забот… — ее голос понизился до хриплого шепота, — я сама воспользуюсь тем, что ты оказался здесь. — Она положила обе руки ему на бицепс и сжала его. — Мне нравится, как надуваются твои мускулы, когда ты двигаешься.
— Хорошо. Но я должен идти, прежде чем…
Ее руки скользнули вниз по его телу.
— Как ты сам сказал мне в тот вечер, — прошептала она, лаская его, — ты слишком много волнуешься.
Он испустил звук, подобный крику раненого животного, а Кимберли тихо рассмеялась, начиная медленно расстегивать молнию у него на джинсах.
— Хорошо, что горит свет, — заметила она, — так что я смогу видеть тебя.
Он снова застонал. Слов у него уже не осталось.
Она села на кровать, продолжая ласкать его мягкими движениями. Подняв глаза, она встретила его потемневший взгляд.
Его дыхание прервалось на миг, потом он спросил:
— У тебя есть?..
— Нет.
Она, такая организованная и аккуратная, совсем не планировала, что в тот вечер, когда она пришла к Найджелу, он будет ласкать ее. Того, что происходит сейчас, она тоже не ожидала. Ей и в голову не могло прийти, что они окажутся у нее дома. И она уже столько времени жила в одиночестве, что о предохранении и не задумывалась.
