— Скажем так: я никогда снова не выйду замуж. Никогда. Так какой смысл начинать что-то?
Они долго молча смотрели друг на друга. Кимберли видела, что удивила его своей вспышкой. Она увидела это в его глазах, в его красивых, нежных, синих глазах. Раскаяние пронзило ее, острое, как нож, и долю секунды она сомневалась в своих мыслях и чувствах. Потому что какое-то потаенное шестое чувство подсказало ей,
Кимберли открыла рот, тщетно пытаясь собраться с мыслями. Она еще не знала, что сказать, но испытывала потребность выразить
— Я должен идти, — хрипло сказал Найджел, проворчав что-то о женщинах, поступающих по собственным незыблемым правилам… во вред себе же.
— Ники, я…
— Найджел. — Он взял свою куртку. — Вот в чем наша проблема. Ты хочешь, чтобы я перестал быть самим собой и стал кем-то другим.
Не сказав больше ни слова, он повернулся и направился к выходу.
Кимберли смотрела, как он уходит, видела, как красные огни бросают отсветы на его фигуру.
Входная дверь хлопнула, закрываясь за ним.
Кимберли положила бумажник в сумочку, пытаясь уговорить себя, что чувство опустошенности скоро пройдет.
Когда она вышла из бара в напоенный свежестью вечерний воздух, то опять напомнила себе, что все сделала правильно.
Но тоненький голосок внутри нее продолжал нашептывать, что она ошиблась, ужасно, непоправимо ошиблась…
Дверной звонок раздался через полчаса после того, как Найджел приехал домой.
Он нахмурился, посмотрел на стенные часы. Половина одиннадцатого. Кто бы это мог быть в такой час?
Он открыл дверь, и его сердце подпрыгнуло.
Кимберли.
Она робко посмотрела ему в лицо, потом ее взгляд скользнул на его голую грудь.
— Я собирался спать, — пробормотал он, объясняя, почему на нем одни только джинсы.
Она снова посмотрела ему в лицо. Даже в неярком свете фонаря над крыльцом он видел румянец у нее на щеках.
Она прочистила горло.
— Простите, что беспокою вас, — сказала она, бесцельно жестикулируя. — Я заехала в агентство, нашла ваш адрес. Этого я никогда не делаю — если положение не критическое, — но сейчас, похоже, критическое. — Она тяжело вздохнула. — Я хочу принести извинения за то, как я вела себя.
— За то, что поцеловала меня?
— Нет, нет, ну, может быть, да, но, — она прочистила горло снова, — за то, что неверно оценила ситуацию. Мне бы не следовало так…
— Не за что извиняться.
Подул ветерок, принеся аромат жимолости. Вдалеке закричала сова.
— Хочешь стакан лимонада? — спросил Найджел.
Она моргнула.
— Нет, я должна идти.
Но не ушла.
Импульсивно он взял ее за руку и ощутил, какая маленькая, мягкая у нее рука.
— Ты слишком волнуешься, — тихо сказал он, потянув ее за собой.
Она вошла и огляделась. Его квартира поразила ее размерами. Мягкое кожаное кресло, кушетка, на которой могли поместиться шесть обычных людей, какое-то высокое растение в углу.
Он жестом пригласил ее на кушетку.
— Садись, я сейчас вернусь.
Он действительно почти мгновенно возвратился с двумя стаканами лимонада и вручил ей один, затем сел на дальний край кушетки. В ярко освещенной комнате было уютнее, чем в полутемном баре. Глядя на Кимберли, Найджел ясно видел, какие они разные.
Они отличаются, да, но одновременно дополняют друг друга. Так, как и должно быть между мужчиной и женщиной.
— У вас много фотографий, — сказала она, глядя вокруг.
— Моя семья.
— Большая.
— Да. Три родных сестры, семь теток и дядей, а кузенов больше, чем я могу сосчитать. Большинство до сих пор живет в моем родном Бостоне.
— Моя семья тоже осталась в моем родном городе. — Она поставила стакан на стол. — Папа и брат.
Он услышал грусть в ее голосе и инстинктивно подвинулся ближе.
— Скучаешь без них?
Она пожала плечами.
— Я скучаю… по тому, как все было раньше. — Она засмеялась немного грустно. — Образно говоря, я уехала из города на черной лошади, не на белой. Никогда снова не хочу быть объектом грязных сплетен.
Грязные сплетни? А он думал, что догадался о многом из прошлого Кимберли Логан, главы агентства и необыкновенной деловой женщины. Он думал, что она училась на «отлично», на парадах шла в первых рядах. Но сплетни? Ничего удивительного, что она настороже.
Он увидел выражение беззащитности, мелькнувшее у нее в глазах.
— Со мной ты в безопасности.
Слова выскочили неожиданно для него самого.
Но она удивила его мягким, неожиданным смехом, когда протянула руку и коснулась его руки.
— Я знаю, — прошептала она.
Время для него остановилось. Ее прикосновение прожгло его кожу и наполнило жаром, будто все внутри у него превратилось в горячую лаву.
Внезапно он осознал, что сжимает стакан лимонада так крепко, что может раздавить его рукой. Со свистом выдохнув, он поставил стакан на стол и встал.
— Я думаю, тебе пора уходить.
— Я сказала что-то не так?
— Ничего, — хрипло ответил он.
И, вероятно, мог бы продолжать играть в благородство, если бы не почувствовал мягкое, робкое прикосновение ее руки к своей спине. Он закрыл глаза, чтобы не ощущать тепло ее тела, не ловить опьяняющее дуновение ее духов.
— Найджел, — прошептала она, мягко потянув его за руку, подзывая его, чтобы он повернулся и оказался лицом к ней.
Найджел стоял, боясь вздохнуть, боясь двигаться, боясь случайно сказать или сделать что-нибудь не так.
— Граница, — наконец пробормотал он.
— Что?
— Ты переходишь ее.
Сердце забилось у нее в горле. Она медленно закрыла глаза, потом открыла, и от ее взгляда ему показалось, что он вдохнул не воздух, а огонь.
— Ну и черт с ней, — едва слышно произнесла она.
Этого оказалось достаточно. Он положил ладонь на ее шею и наклонился к ней, приблизив свои губы к ее губам. Взрыв изумления и удовольствия сотряс его тело, когда Кимберли с тихим стоном раздвинула