По громкоговорителю объявили результаты забега на Багамский кубок, и, должно быть, многие правильно сделали свои ставки, потому что разразилось всеобщее ликование. Мы вышли из-под трибун и спустились по лестнице в ухоженный Хайли-парк. Я прислонился к пальме, надеясь, что уж она-то никакого трюка не выкинет.
– Чем занимаешься, Геллер? – спросил Лэнг, изо всех сил стараясь выглядеть крутым.
– Я здесь по служебным делам, – ответил я. – Из-за клиента, адвоката.
Миллер, стоявший позади Лэнга вроде еще одной пальмы, заметил:
– А что ты тогда нарываешься?
– Я здесь как частный сыщик, – ответил я. – Мне разрешено работать во Флориде, и у меня есть специальное разрешение носить оружие. Я работаю легально и открыто. А вы, парни, в Майами никто, только любимые телохранители. Совсем не то, что вы значите в Чикаго. Здесь у вас нет юрисдикции. Вам тут некому позвонить, чтобы на меня наложить запрет.
При этих словах Миллер явно разозлился, но Лэнг задумался.
– Порядок, – сказал он. – Считаю, звучит убедительно. А зачем тебе надо было следить за мэром?
– Что ты имеешь в виду?
– Мы увидели, как сверкали стекла твоего бинокля, Геллер. Ты следил за Сермэком, а он сегодня – отличная мишень.
– Может, ему и придется ею быть, – сказал я. Миллер вмешался:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я расскажу об этом Тони, – отрезал я. – Вот с кем я буду разговаривать. Не с его марионетками.
– Мэра сейчас беспокоить нельзя, – задумчиво проговорил Лэнг. – В данный момент он беседует с одним высокопоставленным лицом.
– Хочешь сказать, он умоляет Джима Фарли.
Лэнг с Миллером переглянулись. Их обеспокоило, что мне известно даже, кто такой Фарли. Но я их еще больше удивил, сказав:
– Тони собирается потом ехать в «Билтмор» или снова остановился в доме своего зятя?
– Что ты хочешь сказать? – спросил Лэнг.
– Просто спрашиваю.
Лэнг пожал плечами.
– В доме зятя.
– Он снова собирается сегодня вечером встречаться с Фарли?
Лэнг не ответил.
– Если нет, – сказал я, – то я могу заглянуть около семи часов.
– Я должен спросить мэра, – заметил Лэнг.
– Так спроси.
Лэнг взглянул на Миллера, и они оба пошли назад к главной трибуне.
Облака рассеялись, сквозь пальмы уже проглядывало солнце. Люди стали уходить со своих трибун, раз уж кубок разыграли.
Лэнг вернулся один. И сказал:
– Мэр говорит, что он предпочитает встретиться с тобой где-нибудь в общественном месте.
– Почему?
– Может, он думает – там будет не так хлопотно. Сегодня вечером у него будут приглашенные и тебе там не место, понял?
– О'кей. Где?
– "Аквариум Майами".
«Аквариум Майами» располагался в корабле, стоящем на берегу. «Принц Вольдемар», большой старый парусный барк, затонувший во время шторма в начале двадцатых годов, заблокировал гавань, на целые месяцы парализовав движение кораблей. В 1926 году ураган поднял корабль и как плавающее бревно выбросил на берег, судно почти не пострадало, и в 1927 году его превратили в аквариум. При входе на это превращенное в музей белое четырехмачтовое судно красивые девушки в униформе за умеренную плату рисовали портреты. Я задержался ненадолго, позволив нарисовать меня брюнетке, дал ей доллар и получил взамен улыбку, и если бы она не заставила меня сразу вспомнить Мэри Энн Бим, я, пожалуй предпринял бы еще что-нибудь. По кораблю, прикованные к поворотному трапу, кругами ходили две обезьянки – точь-в-точь как мои мысли.
Я обошел весь корабль, разглядывая экспонаты за стеклами: морских черепах, аллигаторов, крокодилов, пару морских коров, морских котов, акул, мурен... И всюду – виды рифов. На верхней палубе помещался ресторан, где меня и ждал Сермэк.
Сермэк занял столик, стоящий с той стороны, за которой находился порт, что, тем не менее, не исключало для меня возможность оказаться сброшенным за борт Миллером и Лэнгом по его приказу. Они сидели напротив него за отдельным столиком, расположенным позади стула, на котором должен был сидеть я. Два других телохранителя находились за спиной Его Чести. Во всяком случае, перед нами была круговая панорама залива Бискейн, похожего в сумеречном свете на мираж: многочисленные плавучие дома и яхты казались маленькими, ненастоящими, наподобие игрушек, плавающих в большой ванне с сине-серой водой.
Мэр был одет в темно-серый костюм с синей бабочкой; он поднялся из-за стола – больше никого не было и, протянув мне руку, улыбнулся. Все должно было выглядеть по-дружески, как будто кто-нибудь на нас смотрел. Глаза за стеклами в темной оправе были такими же холодными, как и в прошлую встречу.
Я пожал ему руку – как и раньше, она показалась мне немного влажной. От нервов это или от недавнего путешествия в уборную – сказать не берусь. Жестом он предложил мне сесть, что я и сделал.
– Я удивлен, встретив вас в Майами, мистер Геллер, – сказал Сермэк, все еще стоя и глядя на меня сверху вниз.
– Зовите меня Нейт.
– Отлично, – продолжал он, усаживаясь и кладя салфетку на колени. – Прекрасно. Надеюсь, вам нравятся омары. Я взял на себя смелость заказать одного для вас.
– Конечно. Благодарю.
Помощник официанта в белой морской форме подошел и налил нам воды, спросив, не хотим ли мы кофе. Мы сказали «да». Официант в синем костюме подошел с подносом, на котором возлежал квартет ярко- красных омаров с клешнями, похожими на рукавицы охотника.
– Впервые вижу такой аквариум, где можно есть экспонаты, – сказал Сермэк. Я вежливо улыбнулся.
– Да, действительно.
Он глотнул воды.
– Почему вы в Майами, Геллер?
– Нейт. Я здесь по просьбе клиента.
– Кого?
– Адвоката.
– Какого адвоката?
– Думаю, что это закрытая информация, Ваша Честь.
– Конечно.
Официант поставил перед нами рыбный суп с моллюсками. Я стал его есть; мы взяли по нескольку подсоленных крекеров, и Сермэк начал ломать их в тарелку с супом. Погрузив ложку в эту мешанину, он сказал:
– Вы сегодня следили за мной, Нейт. Почему?
– Я следил за вами и на вокзале тоже. И в доме вашего зятя. И в «Билтморе».
Сермэк перестал работать ложкой и улыбаться тоже.
– Вы объясните мне наконец, что все это значит. Геллер?
– Нейт.
– Пошел ты на... Геллер, – вдруг сказал он, неприятно улыбнувшись. И совсем тихо добавил: – Послушай ты, кусок дерьма. Если я только захочу, уже через час тебя прикончат в каком-нибудь переулке, ты понял, ублюдок. Так какого черта ты тут делаешь? И какое отношение это имеет ко мне?
