коричневый галстук-бабочка явно были из гардероба воскресной одежды на выход. Мужчине не было удобно в этой одежде. Мне показалось, что ему вообще неуютно в жизни.
Он с подозрением оглядел модное кресло, но все-таки опустился на сиденье – у него просто другого выбора не было. Я понял, что он не испытывал удовольствия от сидения на модной мебели. Человек снова улыбнулся – на лице появилось еще больше морщин. Потом погладил рукой черное покрытие подлокотников поверх хромированных трубок и сказал:
– Нечто подобное я видел в прошлом году на выставке «Столетие прогресса». Я попытался улыбнуться.
– Никто не надеялся, что нам будет легко в. будущем.
Он наклонил набок голову, как гончая собака, пытающаяся понять нечто абстрактное.
– Простите, сэр, боюсь, что я вас не понимаю.
– Не обращайте внимания, и не называйте меня «сэр». Если хотите, можете говорить «мистер». Если не хотите, то и не надо. Мне все равно.
Я попытался улыбнуться еще раз.
– Лишь бы вы платили.
Снова лицо его сморщилось в некоем подобии улыбки, но он никак не мог привыкнуть к моей манере выражаться. Юмор для него был так же необычен, как кресло, в котором он сидел.
– Итак, – сказал я, доставая желтый блокнот и ручку из ящика стола, – скажите ваше имя и причину визита ко мне.
– Я – фермер или был таковым.
Я хотел узнать, что ему от меня нужно. Мужчина был молод, чтобы бросить работу. Несмотря на морщинистое лицо, волосы оставались густыми и черными, и только за ушами чуть-чуть проглядывала седина. Может, у него не было денег, чтобы заплатить мне?
– Вас лишили права пользоваться вашим имуществом?
– Нет, – обиженно ответил он мне. Потом подумал и спокойно добавил:
– Нет. Я знаю многих, кто получил подобные уведомления. Но сейчас стало лучше.
– Вы хотите сказать, что стало проще зарабатывать деньги?
Он положил шляпу на краешек стола.
– Да нет, просто люди помогают друг другу. Например, совсем недавно, когда банки продавали фермы, то те, у кого были деньги, ходили на торги, выкупали за гроши плуги, лошадей, тракторы, а потом отдавали купленное настоящему владельцу. Мы всем объявили, что если кто-то станет повышать ставки, то ему придется худо. На аукционе нас было несколько сотен человек, и поэтому...
– Но у вас до сих пор имеется ферма?
– Нет, я ее продал. Потерял на этом, но продал.
– Простите меня, мистер...
– Петерсен, – сказал он, вставая и протягивая мне руку через стол. – Джошуа Петерсен. Я подал ему руку.
– Рад с вами познакомиться, мистер Петерсен. Он снова сел в кресло.
– Сейчас я живу в городе в Де Кальб. Чтобы повидать вас, мистер Геллер, сегодня утром мне пришлось ехать на поезде.
Наверное, поездка на поезде была большим событием в его жизни.
– Меня вам кто-то рекомендовал? Он отрицательно покачал головой.
– Просто увидел ваше имя в газете, когда убили Диллинджера.
Значит, реклама сыграла свою роль. Я сказал ему:
– Почему вы пришли ко мне, мистер Петерсен? Он смутился.
– Понимаете, мистер Геллер, в Де Кальб нет хороших детективов. Мне же нужен человек, который сможет разобраться в моих делах.
Петерсен откашлялся и постарался мне все объяснить.
– Я приехал сюда, чтобы получить помощь от детектива из большого города.
Я не знал, плакать мне или смеяться. В блокноте я нарисовал несколько кружков и спросил:
– Почему вам понадобилась помощь детектива? Он наклонился ко мне. На его осунувшемся лице была запечатлена настоящая трагедия.
Когда он продолжил, кое-что прояснилось.
– У меня пропала дочь.
– Понимаю.
– Ей будет... уже девятнадцать.
– И давно она пропала?
Он кивнул головой и продолжал кивать, пока рассказывал.
– Я знаю только одно, что она в плохой компании.
– В плохой компании?
Он посмотрел на меня своими голубыми глазами, пустыми, бесплодными, как незасеянное поле.
– Лучше я вам все расскажу.
И он поведал мне историю дочери. В семнадцать лет Луиза вышла замуж за фермера, который был моложе отца всего на несколько лет. Когда девочка была совсем маленькой, отец овдовел. Он – религиозный человек и дал Луизе строгое воспитание.
– Вы хотите сказать, что вы ее били? – спросил я. Опустив голову, он кивнул. Его глаза наполнились слезами.
– Я знаю, и признаю добровольно, что делал именно так.
– Мистер Петерсен, мы не в суде и не в церкви. Вам не следует здесь винить себя. Я не собираюсь ни судить, ни осуждать вас. Но, чтобы я смог вам помочь, вы должны рассказать все подробно.
Он все кивал головой.
– Не нужно меня наказывать, об этом позаботится Бог.
Я вздохнул.
– Наверное, это так. Пожалуйста, продолжайте. Мужчина продолжал подавленным голосом. Его рассказ звучал монотонно, чувствовалось, что он повторял его уже не раз.
– Мое жестокое отношение к Луизе оттолкнуло ее от меня, – сказал он. – И она попала в руки мужчины, который оказался еще хуже меня – более жестокий и ревнивый.
– Мистер Петерсен, я вас не понимаю. Вы говорите о ее муже?
Он быстро глянул на меня.
– Да, о ее муже.
– Он тоже фермер?
– Да. Она без его разрешения уехала в город и творила там Бог знает что. Мужчины. Выпивка.
Он прикрыл лицо загорелой рукой и заплакал. У меня никогда в офисе не плакал ни один клиент, даже когда я отдавал им список расходов. Мне стало не по себе. Я понимал, что этого человека раздавила судьба его дочери.
Наверное, он, верующий человек, очень переживал о своей распущенной дочери.
Я налил ему стаканчик холодной воды. Потом сказал:
– Муж бил вашу дочь, и она удрала от него.
– Да, она убежала, – сказал он, вытащив из кармана платок и вытерев глаза.
Я подал ему воду, он с жадностью ее выпил, и потом не знал, что делать с пустым стаканчиком. Забрав у него стаканчик, я выбросил его в мусорную корзинку позади стола и уселся на свое место.
– Она вернулась домой после того, как ушла от мужа? – спросил я.
Мужчина покачал головой.
– Она даже не помышляла об этом. Она сравнивала меня с Сетом. Ей наверное, казалось, что я такой же ужасный, как он.
– Сет – это ее муж? Быстрый резкий кивок.
– Его это не интересует. Я слышал, что он после этого имел дело с разными женщинами.
– Понимаю.
– Но я хочу, чтобы она меня простила и вернулась. Я буду хорошо к ней относиться. Ей понравится жить
