– Я дал служанке выходной, – заявил Биофф, как будто была необходимость объяснять мне, почему на кухне и в доме никого не было. – Моя жена с детьми уехала в наш дом в Канога-Парк. Я присоединюсь к ним сегодня позже, на весь уик-энд. Но сначала я хотел встретиться с тобой.
– Почему, Вилли?
– Дойдем и до этого. Пошли со мной. Для места, называемого «Ранчо Лори», где все было напоказ, здесь было по-настоящему красиво. Мы прошли по роскошному ковру в официальную гостиную: антикварная мебель, никакого тебе раннего американского стиля, картины в духе старинных мастеров, китайские вазы. Кстати, казалось, что они установлены на что-то неподвижное.
В жизни не предполагал, что я когда-нибудь окажусь в спальне Биоффа, но что бы я там себе ни думал, спальня была выполнена в стиле Людовика XV. Он провел меня в небольшую комнатку, где хранилась его одежда. Там висели десятки, дюжины сшитых портными костюмов, на обратной стороне двери висели галстуки, которые, кажется, перевешивали дверь. Галстуков были сотни – разных цветов, разных форм, моделей. За всем этим наблюдали модные шляпы, уложенные на длинной полке вдоль стены. Ботинки, сверкающие, как черные зеркала, закрывали почти весь пол. Я было подумал, что Биофф хочет переодеться, но это было не совсем так.
– Что ты думаешь о моих галстуках? – спросил он, поводя рукой вдоль рядов одежды.
– Они отличные, Вилли.
Биофф посасывал сигарету, улыбаясь, с чувством огромного удовлетворения. Потом он проговорил:
– А как тебе нравятся мои костюмы? – Отличные. И шляпы тоже. Как и твои ботинки. Он взглянул на меня и улыбнулся – слегка. – Я не просто показываю все это. Я хотел поделиться всем этим с тобой. Ты ведь сам был бедным чикагским пареньком. Ты можешь оценить, какой сладкой стала моя жизнь по сравнению с тем, каким дерьмом она была раньше.
– Конечно.
Мы вышли из гардероба, и я присел, пока он в ванной надевал брюки и белую рубашку с короткими рукавами. Я, задумавшись, курил. Потом мы спустились вниз и вскоре оказались в обшитой сосной библиотеке, которая неприятно напоминала кабинет Монтгомери. Единственной разницей было то, что у Биоффа не висели фотографии со сценами охоты. Вместо этого Вилли украсил стены снимками с пейзажами («Это я снимал», – гордо сказал он мне). Кожаная мебель была нормальных размеров и черного, а не коричневого цвета. На диване корешком вверх, как бы занимая место для кого-то, лежала книга:
«Капитал» Маркса. Не думаю, что такую книгу можно было бы увидеть у Монтгомери. Впрочем, я и здесь не ожидал ее увидеть.
Я сел рядом с книгой.
– Ты это читаешь, Вилли?
– Великий человек написал эту книгу, – сказал он, смутившись. – Мы обязательно будем жить так, как писал он.
И тогда у нас у всех будут огромные шкафы, набитые костюмами, галстуками, шляпами и ботинками.
– Так почему я здесь, Вилли? Кроме того, чтобы посмотреть твои костюмы, галстуки, шляпы и ботинки.
Он уселся рядом со мной.
– Ты ведь все еще думаешь, что я низкий, грубый мужик, правда?
– Вопрос не в том, как ты приобрел китайские вазы, Вилли. Вопрос в том, чем ты за них заплатил.
Биофф насмешливо улыбнулся: таким я его помнил.
– Ты уверен, что ты из Чикаго? Господи, Геллер ты же знаешь, что я прошел трудный путь. Я спал в каком-то закутке за дверью, и мой пустой живот ворчал, как бродячая собака. Кто-то хорошо сказал: хлеб дорог, когда у тебя пустые карманы. Я учился зарабатывать деньги любыми способами. Но теперь я живу по закону. Я много делаю для здешних профсоюзов, забочусь о членах этих организаций.
– Почему ты считаешь нужным оправдываться передо мной? Я просто бывший коп, который однажды взял тебя.
– Именно поэтому. Я хочу, чтобы ты понял, что я не держу против тебя зла. Ты выполнял свою работу. Я выполнял свою. Черт, это была, по сути, одна и та же работа.
– Почему ты так считаешь?
Он пожал плечами.
– Мы оба поддерживали закон и порядок. Просто я делал это в публичном доме.
– Избивая женщин.
– Я в жизни не избивал женщин. Я всегда уважал женщин. Я временами подторговывал проститутками. Разного пола. Как говорится, почти все бизнесмены – это дешевые проститутки в чистых рубашках и сверкающих ботинках. – Его круглая рожа засияла. – Только теперь я знаю более утонченные способы, чем просто битье.
– Наверное, жадные люди просто направили тебя по ложному пути.
– Иронизируй, сколько влезет, я – человек профсоюза. Я ищу для себя человека!
Осознанно или нет, но говоря это, он указывал большим пальцем на свою бочкообразную грудную клетку.
– Почему я здесь, Вилли?
– Возможно, чтобы выполнить для меня одну работу.
– А что, в Калифорнии нет других детективов?
– Есть, конечно. Но они не из Чикаго. Когда Джордж позвонил мне прошлым вечером из «Трока», я подумал: «Вот оно!» Это мой шанс.
– Что?
– Ты здесь. Ты знаешь, в чем заключается ирония?
– Мы встретились.
– Тогда ты сможешь оценить это. Ты знаешь, кто такой Вестбрук Пеглер? Во рту у меня пересохло.
– Родственник иронии? – спросил я.
– Ты знаешь, кто он. Он сейчас в Чикаго. Он ищет возможность очернить меня. Написать обо мне фельетон.
– Знаю, – признался я.
Только так я мог играть в эту игру.
Его поросячьи глазки за стеклами очков прищурились.
– Ты знаешь?
Я пожал плечами.
– Да. Пеглер заходил в мою контору. Он интересовался, действительно ли я арестовывал тебя по делу о сводничестве несколько лет назад.
Биофф слегка побледнел и выпрямился.
– Что ты ему ответил?
Я снова пожал плечами.
– Я сказал «да».
– Вот черт! Ты описывал ему что-нибудь подробно?
– Нет. Это было так давно, Вилли. Он просто спросил, верна ли сплетня о том, что тебя арестовывали за сводничество, и я сказал, что так оно и было. Вестбрук спросил, был ли ты осужден, и я сказал, что был.
Вилли это не понравилось. Он встал и прошелся по комнате, подошел к письменному столу, на котором стояли фотографии его детей в рамках, зажег сигарету и нервно закурил. Но вот Вилли сказал:
– Я и не ждал, что ты скажешь мне что-нибудь другое. Спасибо за то, что рассказал все, как было.
– Не за что.
Он уселся рядом со мной, держа в руке сигарету. Выражение его лица было до боли искренним.
– Ты должен понять. Геллер. Федералы месяцами дышали мне в затылок. Я должен был выступить как представитель ИАТСЕ – недавно, до того они донимали меня своим жарким дыханием. О, я все еще занимаюсь делами. Но как бы со стороны: я даже не могу заходить в свой чертов офис, можешь себе представить?
Так вот почему он ругал Брауна за то, что тот не идет в контору: он просто завидовал, потому что не
