может пойти туда сам.
– Да, так вот об этом дерьме – о Пеглере. Стервятник. Я знаю, кто навел его.
– Кто?
– Эта сволочь Монтгомери. Этот сладкозадый актеришка.
Этот тип, полный иронии, выкручивался.
– Ты хочешь сказать, Роберт Монтгомери?
– Да, он. Этот сладкозадый, бездарный козел... после всего, что я для него сделал. Новая новость!
– Но что? – переспросил я. – Что ты сделал для Монтгомери?
Он нахмурился, не глядя на меня, но мысль о Монтгомери, как мне казалось, засела в его голове. Биофф произнес:
– Пару лет назад ГКА – Гильдия киноактеров – разослала по студиям послание о том, что они теперь – законный трудовой профсоюз и хотят, чтобы о них знали. Представляешь, они захотели войти в большую организацию – как взрослые дети. Так мы, ИАТСЕ, я! – мы ходили биться за них.
– Вот это да!
– Да-а. Я тогда сказал этому ублюдку Майеру, что если он не признает ГКА, то ИАТСЕ устроит в их защиту забастовку. Мои ребята-киномеханики могут вообще за вечер уничтожить все кинопроизводство, знаешь ли.
– Я это слышал.
Его круглая физиономия стала краснеть.
– Благодаря мне, Майер признал эту паршивую маленькую гильдию, и Монтгомери публично нас поблагодарил, а теперь, твою мать! Мы уже не так хорошо к нему относимся и ко всем этим гомикам, лесбиянкам и красным в их клубе.
Это все Карл Маркс, или, точнее, его идеи о профсоюзах.
– Я тебе скажу, чья это на самом деле вина. Это Фрэнк. Фрэнк становится слишком жадным.
Он упомянул Нитти. Биофф впервые признался, что он работал на Компанию. Он случайно сболтнул это а я сделал вид, что не обратил на его слова особого внимания. Я лишь спросил:
– Как так, Вилли?
– Он хочет расшириться, а сейчас неподходящее для этого время. Есть соперничающая с нами группа под названием «Объединение технического персонала студий», и они распространяют крамольные идеи среди рабочих ИАТСЕ. Но мы связаны с ними, у нас очень много дел, и нам вовсе не до того, чтобы пытаться похерить профсоюз, который не хочет быть связанным с нами.
– Но почему такой шум вокруг шоу-бизнеса? Что, нет рыбки покрупнее, более подходящих профсоюзов?
И, как бы разговаривая с ребенком-копушей, он сказал мне:
– Геллер, что бы тебе ни говорили, людям не надо есть. Как говорится, людям нужны только две вещи:
койки и зрелища, если, конечно, они могут при этом нарыть денег.
Философия сводника затмила могущественного голливудского агента.
– Послушай, – сказал он мне, – у тебя репутация меткого стрелка. Фрэнк высоко тебя оценивает. Опять Нитти.
– Приятно это слышать, – заметил я.
– Тебя знают как парня, который умеет держать язык за зубами.
Вообще-то, они знали обо мне, по крайней мере по тому делу, когда я заливался на свидетельских показаниях против двух продажных копов – телохранителей мэра Сермака – Ланга и Миллера. Но на самом деле я и вправду сохранил несколько секретов Для Фрэнка Нитти. Это было куда важнее, когда такие типы, как Биофф, интересовались мною.
– Я ценю молчание, – заявил я.
– Как насчет того, чтобы заработать пару тысяч? Деньги так и летели ко мне на этой неделе. Но мне хотелось знать, будет ли у меня время, чтобы их потратить.
– С удовольствием, – ответил я. – Каков ваш яд?
– Пеглер, – ответил он. Я этого ждал.
– Когда ты возвращаешься назад? – поинтересовался Вилли.
– Сегодня днем, – сказал я. – Я буду в Чикаго завтра утром.
– Отлично. Я хочу, чтобы ты кое с кем встретился.
– По какому поводу?
– По моему. Я хочу, чтобы ты выяснил, пытался ли Пеглер встретиться с ними, а если он с ними уже встречался, попытайся выбить из них, что они ему разболтали.
О Господи!
– А если он у них еще не появлялся, – продолжал Биофф, – предупреди, что может появиться или он сам, или его подставное лицо. И скажи им, что если они ему что-то скажут, то могут лечь спать и никогда не проснуться.
Я отрицательно покачал головой.
– Вилли, я выясню кое-что для тебя. С радостью. Но я никому не стану угрожать по твоей просьбе. И я не хочу ничего знать об окончании этой истории, понятно?
Он улыбнулся – дружелюбно, как Санта-Клаус.
– Конечно, Геллер, конечно. Они сами должны обо всем догадаться. Как говорится, когда ты ешь чеснок, он сам о себе заявляет. Тебя устроит получить штуку сейчас и штуку после твоего отчета мне? Меня устроит отчет по телефону.
– О'кей!
– Перевести деньги на твой счет, или ты предпочитаешь наличными?
– Давай наличными.
– Посиди, а я принесу деньги. Да, кстати, Геллер. Никому ни слова об этом. Ни Нитти, ни кому-нибудь еще. А если Ник Дин спросит о чем-то, скажи, что я хотел узнать подробности убийства О'Хары. Я был знаком с Эдди и, конечно, мог захотеть узнать от тебя, что там на самом деле произошло.
– Хорошо.
– Во всяком случае, я не хочу, чтобы Нитти знал, что я нервничаю из-за этого Пеглера. Это будет нехорошо. Я и так на виду из-за этих федеральных налогов. Ты будь осторожен. Как говорится, не оказывайся меж двух огней – погибнешь.
Ты будешь мне это говорить.
Он вышел и вскоре вернулся с тысячей долларов в сотенных купюрах, лежавших в фирменном конверте ИАТСЕ. Я положил деньги в карман, ответил на его вопросы об убийстве О'Хары – примерно так же, как капитану Стенджу, и вскоре он уже провожал меня, обняв за плечи – ну прямо два приятеля из Чикаго!
– Хочешь, расскажу тебе, как ко мне приезжал Литл Нью-Йорк?
Луис Кампанья, прямо друг дома!
– У меня тут работает дождевальная установка. – сказал Биофф, показывая рукой на свой дорогой зеленый газон, – а Кампанья, знаешь, он так любит природу...
– Я этого не знал.
– Да, у него ферма в Висконсине, он все время проводит на рыбалке, любит гулять. Короче, он увидел мои дождевальные установки – они крутятся все время. Кампанья спросил меня, что это, черт возьми, такое, я ему рассказал, и он решил, что это отличные устройства. И попросил меня достать ему шесть сотен установок!
Я засмеялся.
– Я сказал ему, что шестьсот дождевальных установок могут залить водой все городские парки Чикаго. А в холодную погоду они замерзнут. Но он настаивал, сказав, что я могу списать затраты на профсоюз. Я позвал Официанта и попросил его объяснить все Луису.
Официантом был Поль Рикка, про которого говорили, что он – второе лицо в Компании после Нитти.
– И что? – спросил я.
– Рикка захотел триста установок, – сказал он и подвел меня к лимузину, в котором его партнер пил пиво.
