Д'Анджело прикрыл лицо рукой, и слезы покатились по его пальцам. Я отвернулся. И курил.
– Кого я обманываю? – Он вытирал слезы на лице старательно, но все равно кое-где кожа осталась влажной. – У нее было полно мужиков. Мои друзья писали мне, что она то с одним гуляет, то с другим. Она любила деньги больше, чем любого мужчину.
Это было правдой.
Вдруг д'Анджело посмотрел на меня с любопытством.
– А что ты там делал?
– Что?
– Я читал про тебя в газетах. Ты был там, в ее квартире, с копами.
– Я просто знаком с детективом, который ведет это дело, вот и все. Совпадение. Он схватил мою руку.
– Если ты что-то обнаружил, то должен мне сказать. Или если что-то слышал. Если я смогу добраться до подонков, которые сделали это с ней, я, клянусь, сверну их долбаные шеи! Как мог кто-то сделать это с такой красивой девушкой? – Он покачал головой. – Ах, Эстелл, Эстелл! Почему ты так любила эти проклятые деньги?
– Помнится, в Сан-Диего, – сказал я, – ты рассказывал, что работал на Ники Дина в «Колони клаб». Ты там повстречался с ней?
Д'Анджело кивнул.
– Я работал там официантом. Старшим официантом. И иногда выполнял поручения Ники.
– И как вы сошлись с Эстелл?
– Я ей понравился. А она мне. Так бывает. Верно.
– Я тоже был с ней знаком, – произнес я.
– Правда?
– Давным-давно.
– Ты встречался с ней?
– Да.
– Ты... ты тоже любил ее. Геллер?
– Давным-давно любил.
– Тогда... наверное, ты знаешь, каково это вернуться домой и встретиться с чем-то похожим.
– Мы одинаково это воспринимаем, дружище.
– Мы на многое смотрим одинаково, не так ли. Геллер?
Конечно, так и было. У нас у обоих были раны, которые никогда не затянутся.
Я спросил:
– Д'Анджело, как умер Монок?
– О чем ты? Япошки убили его. А что же еще?
– Ты видел, как это случилось?
– Нет. Нет, я был в отключке. У меня было сильное кровотечение.
– Да, знаю.
Мы просидели вместе пару часов, немного говорили, но, в основном, курили. Как в той норе, когда мы смотрели на траву кунаи.
Когда я вышел, его сестра встретила меня. На ней было свежее голубое платье с накрахмаленным белым воротничком, ее черные волосы блестели. Думаю, я ей понравился. И она понравилась мне. От нее пахло ароматным мылом.
– Вы хорошо поступили, что пришли повидать его, – сказала Мария.
– Я вернусь.
– Буду рада.
Я не был Чудесным Принцем, но здесь не хватало мужчин.
Она проводила меня до улицы. Небо было багровым – сталеплавильные печи.
– Доброй ночи, Мария.
– Доброй ночи, мистер Геллер. Я не думал, что ее брат убил Монока, я не был уверен, но мое чутье говорило мне «нет».
Я был уверен, что Д'Анджело вчера не убивал Эстелл. Он не мог этого сделать, ходя на одной ноге.
7
Таун-Холл-стейшн – массивное здание из выгоревшего красного кирпича, построенное на рубеже веков, занимало весь угол улиц Аддисон и Холстед. Оно находилось всего в трех кварталах от «квартиры смерти» (как образно называли это место газетчики) Эстелл и в двух шагах от тренировочного лагеря Армии спасения – забаррикадированного, обнесенного колючей проволокой лагеря для спасения душ.
Чего нельзя сказать о Таун-Холл-стейшн, по ступенькам которого я поднимался; войдя в главный вход на Аддисон, я поднялся в большой зал ожидания. Был вечер пятницы, дела шли медленно – лишь несколько юнцов неуклюже сидели на твердых деревянных стульях, привалившись к стене в ожидании своих родителей. Они флиртовали с утомленной одинокой проституткой, которая подпиливала ногти и, видимо, ждала, пока ее сутенер, или адвокат, или еще кто-нибудь заберет ее отсюда. Я подошел к вялому сержанту-ирландцу лет пятидесяти, который сидел за билетной кассой и читал сводки о бегах, и он отправил меня наверх. Меня ждали. Сержант Донахью с лицом, похожим на бассета, проводил меня в маленькую комнату для допросов, где Друри, стоя, допрашивал сидящего Сонни Голдстоуна, партнера Ники Дина по «Колони клаб». Полицейская стенографистка в голубой форме сидела рядом с Голдстоуном и все записывала.
Местечко было хорошо освещено, но там было душновато. Жирная физиономия Голдстоуна казалась равнодушной, даже усталой. У него были мягкие, спокойные черты лица – глубоко посаженные глаза, прямой нос, дерзкий рот. Такие черты часто бывают у людей холодных. На нем были очки в тонкой черной оправе с коричневыми разводами. Он был одет в аккуратный костюм удачливого бизнесмена, каким он и был. Коричневый костюм с жилетом был сшит у портного, и к нему со вкусом был подобран коричневый галстук в полоску более темного оттенка. Друри был не так элегантен; как всегда, он снял пиджак и остался в одном жилете, закатал рукава, ослабил галстук и покрылся испариной. Он был в высшей степени хорош. С другой стороны, он пока что не мог использовать резиновую дубинку.
Друри кивнул мне, когда я вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Голдстоун мельком взглянул на меня, а потом опять уставился в пустоту, не обращая внимания ни на меня, ни на Друри, что в данной ситуации было определенным выходом для него. Не знаю, узнал ли Голдстоун меня: ведь мы виделись лишь однажды ночью в тридцать девятом, когда Эстелл вела меня в номер «Колони клаб» на третьем этаже.
– Вас видели, когда вы во вторник днем заходили в квартиру, Сонни, – сказал Друри безразличным тоном, уверенный, как Бог. – Вас узнала хозяйка дома Эстелл.
Глядя в пустоту, Голдстоун произнес:
– Она сумасшедшая. Она говорит ерунду.
– Эта женщина опознала вас вчера на прогулке в нашей тюрьме. А сегодня из пяти мужчин она указала на вас.
– Я помню. Я там был.
– Я тоже там был, Сонни. Я видел, как она указала на вас: она ни секунды не сомневалась.
Пожатие плечами.
– Многие люди похожи на меня.
– Ты был в этой квартире, Сонни.
Пожатие плечами.
– Я был там раньше. Не во вторник. Двадцать или тридцать человек видели меня в другом месте во время совершения преступления.
– Назови хоть одного.
– Я подожду суда. Который никогда не состоится.
– Она заговорила, Сонни? Эстелл в конце концов сказала тебе, где был миллион?
Самодовольная ухмылка.
– Зачем тебе это, Друри? Ты хочешь взять взаймы часть этих денег, чтобы купить модных костюмов и вертеть в них задницей?
