– Сейчас я больше ничего не могу вам сказать. Я пытаюсь выяснить, насколько правдивы эти утверждения. Пока что Кондон представляется наиболее надежным вариантом.
Мои глаза завращались, как стеклянные шарики.
– Если Кондон наиболее надежный вариант, то упаси вас Боже от тех других.
Он ничего не сказал. Мы остановились и подождали, пока Вэхгуш мочился.
Я отвернул лицо от назойливого мартовского ветра.
– Я слышал, Шварцкопф говорил что-то о наблюдении за домом Кондона и о том, чтобы следить за ним, когда он будет передавать выкуп.
– Да.
– Что ж, я рад, значит, Шварцкопф еще на что-то надеется?
– Возможно, но я запретил ему делать это.
– Что?
– Полковник Шварцкопф взял назад свое предложение о наблюдении за домом Кондона, когда я возразил против этого.
– Но на чем основаны ваши возражения, черт побери?
– Это может поставить под угрозу благополучное возвращение моего сына.
Что я мог сказать тут? Кроме того, что это чистое безумие? Мне оставалось только надеяться, что Фрэнк Уилсон внял моему совету и установил за Кондоном государственный надзор. Мы продолжали идти. Пес принялся гадить.
– Вам следует обратиться к Уилсону, Слим.
– Простите?
– К агенту Уилсону из Налогового управления. И к его шефу Айри. Айри может быть особенно вам полезен.
– Почему?
– Вы должны записать все серийные номера денег для выкупа, прежде чем передать их похитителям. Айри может помочь вам в этом, и еще – он тот человек, который сможет обнаружить эти деньги, когда они начнут поступать в обращение.
Линдберг покачал головой – нет.
– Я сделал заявление для прессы, что не буду помечать деньги, которые заплачу похитителям. И я не нарушу своего слова.
– Ради всего святого! – воскликнул я, потом покачал головой и добавил: – Ну это уж слишком, – повернулся и направился к дому.
Ветер подгонял меня, дуя мне в спину.
– Геллер! – позвал меня Линдберг. – Вы куда пошли?
– В Чикаго, – ответил я, обернувшись. – Там у нас тоже делают глупости, но до такого безумства не доходят.
– Подождите! Подождите!
Я остановился, он подошел ко мне; собака прыжками сопровождала его.
– Я поговорю с Айри, – сказал он. – Но ничего не обещаю сейчас.
– О'кей.
– Мне хотелось бы, чтобы вы задержались здесь еще ненадолго.
– Зачем?
– Очевидно, к этому похищению приложили руку гангстеры. Возможно, люди Капоне.
– Вашим делом занимаются Айри и Уилсон – они знают Капоне лучше, чем я.
– Они не из Чикаго. И они не полицейские с улицы. Они не знают так, как вы, породу жуликов, к помощи которых может прибегнуть Капоне. Нейт, нам нужен ваш опыт.
Я был польщен и ничего не мог с этим поделать. Линди вел себя неразумно во многих отношениях, но по-прежнему оставался Линди. Сказать ему «нет» было все равно, что сказать «нет» «дяде Сэму».
– Нет, – сказал я.
У него задергалась щека, в глазах появилось отчаяние.
– Пожалуйста, останьтесь хотя бы до того, как мы осуществим задуманное с участием Кондона. Ждать осталось уже немного.
Я вздохнул.
– Ладно. Почему бы и не остаться. Это по крайней мере веселее, чем охотиться за карманниками на вокзалах.
Он протянул руку, и я пожал ее. Вэхгуш зарычал на меня.
Часы в столовой пробили семь тридцать, и еще через тридцать секунд позвонили.
– Это они, – сказал Брекинридж, вставая. Лицо у него напряглось, глаза стали жесткими.
– Может быть, мне открыть дверь, – сказал Кондон. Глаза у него были растерянными.
– Хорошая мысль, – сказал я.
Кондон двигался довольно быстро для своей массы и своего возраста, я пошел следом за ним, Брекинридж не отставал от меня. Пистолет девятого калибра у меня под мышкой составил нам компанию.
Словно бездарный актер в плохой пьесе, старый профессор распахнул дверь: на крыльце стояли еще двое участников нашей маленькой мелодрамы.
– Здорово, док, – сказал старший из мужчин. – Мы решили зайти и узнать, что нового в нашем деле.
– Да, – сказал тот, что помладше и пониже. – Как дела?
Это были Макс Розенхайн, владелец ресторана, и Милтон Гаглио, торговец тканями и одеждой, приятели профессора.
– А, мои друзья! – воскликнул Кондон, вытянув руки. – Как я рад вас видеть! Прошу вас, входите.
Они вошли; лица их исказились нервными улыбками, когда они увидели меня. Я закрыл дверь, точнее захлопнул ее.
– Джентльмены, – сказал полковник Брекинридж, – мы благодарны вам за участие и интерес, которые вы проявляете к этому делу, но...
– Но убирайтесь отсюда ко всем чертям, – закончил я за него.
– Мистер Геллер! – сказал Кондон. – Я не допущу сквернословия и грубого поведения в своем доме!
– Да замолчите вы, – сказал я ему и обратился к тем двоим: – Вы тупицы, мы с минуты на минуту ожидаем известия от похитителей. Это для вас что, радио-шоу, что ли?
Мужчины проглотили слюну и обменялись смущенными взглядами.
Кондон злобно посмотрел на меня.
– В самом деле, детектив Геллер. Ваше поведение выходит из рамок допустимого.
В ответ я только пренебрежительно фыркнул. Потом сказал двум болванам-приятелям:
– Если похитители, как я подозреваю, наблюдают за этим домом, ожидая удобного момента, чтобы сделать свой ход, то вы, два дурака, отпугнули их.
– Мы не хотели делать ничего плохого... – начал Гаглио.
– Мы не думали... – сказал Розенхайн.
– Конечно, – сказал я, и в этот момент раздался звонок у двери.
Мы стояли, скучившись, словно совещающиеся на поле игроки, и выпученными глазами смотрели друг на друга, только среди нас не было ведущего игрока.
Поэтому я взял игру на себя. Резким шепотом я сказал:
– Все, кроме профессора, отправляйтесь в гостиную. Немедленно! И ведите себя тихо.
Надо отдать им должное, они поступили так, как я сказал.
Кондон посмотрел на меня. Глаза его были колючими, как никогда. Я встал спиной к стене слева от двери и вытащил пистолет из кобуры; кивнул ему. Он кивнул мне в ответ, сделал глотательное движение и открыл дверь.
– Вы доктор Кондон?
Выглянув, я увидел стоящего в дверях человека: коротышку в круглых в проволочной оправе очках и с
