– Верно, – сказал он, потом поднялся и вышел.
– А как насчет наших друзей, Макса и Милтона? – спросил Кондон.
– Они останутся здесь, – сказал я. – И никакие они для меня не друзья.
Ночь тоже нельзя было назвать дружелюбной. Небо было черным, а город серым. Холодный ветер гнал листья, мусор и клочки бумаги по безлюдным улицам «самого прекрасного места в мире».
После того как я сел за руль и Кондон поместил свое крупное тело на сиденье рядом, я сказал:
– Я чужак в этой части света, профессор, вам придется показывать мне дорогу.
– Это я смогу, – бодро сказал он. Потом неожиданно помрачнел и сказал:
– Я надеюсь, что, несмотря на разногласия, мы можем объединить усилия в этом праведном деле.
– Все будет отлично, профессор. Я здесь лишь для того, чтобы подстраховать вас.
Успокоившись, Кондон сложил руки на коленях, мы отъехали от обочины и покатили на запад.
Когда мы проехали восемь безлюдных кварталов, он сказал:
– Скоро будет Джером Авеню, сверните на север.
Я свернул на почти пустынную магистраль, серую и мрачную под слабым светом уличных фонарей. Кондон указал на последнюю станцию метро на Джером Авеню, и я замедлил движение.
– Вот она, сосисочная, – сказал я.
С левой стороны улицы стояло покосившееся, обветшалое строение, функционирующее в летнее время. По-видимому, это заведение не работало уже несколько сезонов. Перед этой жалкой маленькой палаткой находилась не менее жалкая покосившаяся терраса. Я развернул машину и остановил перед ней.
– Позвольте мне, – сказал Кондон и вышел из машины.
Он поднялся по невысокой лестнице на террасу, ступеньки гнулись и стонали под его весом. В середине террасы лежал большой плоский камень – я видел, как Кондон нагнулся и поднял его. Он быстро вернулся с конвертом в руке.
Почти прямо над нами горел уличный фонарь. Он разорвал конверт и прочитал записку вслух:
– "Пересеките улицу и двигайтесь вдоль кладбищенской ограды в направлении 233-й стрит. Я вас встречу".
– Это далеко, профессор?
– Примерно с милю. Упомянутая ограда окаймляет кладбище Вудлоун с севера, 233-я стрит идет на север, потом сворачивает на запад и пересекает Джером Авеню примерно в миле от этой сосисочной. Она образует северную границу кладбища.
– И что это значит?
– Вам придется еще раз развернуть машину.
Я сделал еще один разворот. С одной стороны от нас был холмистый, заросший деревьями парк, с другой – длинное, огороженное железным забором кладбище. Улица как будто вымерла: ни машин, ни прохожих.
– Это Вудлоун, – объяснил Кондон. – А этот парк называется Ван Кортленд.
– Вам лучше бы было поехать с тем таксистом, – сказал я.
– Возможно, детектив Геллер, но если меня прижать, я признаюсь, что с вами и вашим пистолетом я чувствую себя увереннее.
Мы продолжали ехать по Джером Авеню вдоль кладбища и остановились примерно в шестидесяти футах от того места, где ее пересекала 233-я стрит. Впереди была треугольная площадь перед входом на кладбище Вудлоун, тяжелые железные ворота были затворены и, несомненно, заперты.
Я подъехал к тротуару.
– Идите и встаньте у этих ворот.
– Вы думаете, похитители имели в виду это место?
– Да. Идите. Я вас подстрахую отсюда.
– Я думаю, это разумно. Они не войдут со мной в контакт, если я буду не один.
– Если что – я здесь.
Он кивнул и большими шагами направился к площади, нахально оглядываясь по сторонам. Он явно не стремился оставаться незамеченным.
Он вел себя правильно. Нам нужно было, чтобы похитители увидели его.
Он принялся расхаживать взад и вперед. Достал из кармана записку, прочитал и перечитал ее, явно стремясь дать сигнал представителям банды похитителей, которые могли наблюдать за ним. Никого и ничего. Он походил еще немного.
Прошло минут десять ожидания, и затем он промаршировал к машине. Сел на сиденье рядом со мной.
– Не знаю, что случилось, – сказал он. – Там никого нет. Мы приехали вовремя?
– Сейчас пятнадцать минут десятого, – сказал я. – Возможно, мы подъехали немного рано. Здесь потеплее. Посидите несколько минут.
Мы сидели молча. Ветер за окном разговаривал за нас.
Потом Кондон сказал:
– Там кто-то есть!
По Джером Авеню по направлению к нам шел невысокий, смуглый мужчина, прикрывая лицо носовым платком.
Кондон быстро вылез из машины и пошел к мужчине.
Мужчина шел к нему.
И прошел мимо профессора.
Кондон повернулся и встал посередине тротуара, почесывая голову и глядя вслед удаляющемуся прохожему. Потом старик посмотрел в мою сторону, пожал плечами и снова пошел к железным воротам, где снова принялся расхаживать взад и вперед.
В половине десятого я забеспокоился. Начал думать, что ничего не произойдет и возможно потому, что я поехал с ним. Еще мне было интересно, где прячется человек Уилсона; я полагал, что Уилсон поставил одного или нескольких человек следить за домом Кондона и что за нами должны были следить. Однако тот, кто за нами следил, был, вероятно, чертовски хорошим шпиком, поскольку я не чувствовал его присутствия. Здесь были только я, Кондон, ночь, ветер и половина покойников Бронкса.
Кондон стоял спиной к железным воротам, слегка покачиваясь на каблуках.
И в этот момент, словно в фильме о доме с привидениями, через железные ворота к профессору вытянулась рука.
Я подался вперед, хотел уже окликнуть его, но профессор снова начал ходить взад и вперед по площади перед воротами. Он отошел от руки довольно далеко и смотрел во все стороны, кроме той, где была рука.
Неожиданно рука исчезла только для того, чтобы через несколько секунд высунуться снова с чем-то белым. Этот белый предмет затрепетал в воздухе, как птица. Рука размахивала белым платком. Кто бы там ни находился за воротами, он отчаянно пытался привлечь внимание профессора, не окликая его.
В конце концов Кондон заметил это и быстро подошел к воротам, где начал разговаривать с кем-то, стоящим за ними. Я опустил стекло на своей и два стекла на другой стороне, но ничего не услышал, кроме шума ветра.
Они проговорили примерно две минуты, и неожиданно Кондон попятился от ворот.
Я услышал, как он крикнул:
– Нет!
Я положил руку на рукоятку пистолета.
Затем я увидел фигуру человека в темном пальто и шляпе, который перелез через ворота, спрыгнул и приземлился почти у ног Кондона. Несколько мгновений двое мужчин смотрели друг на друга – один стоя, другой – припав к земле, словно кошка.
– Это слишком опасно! – сказал мужчина и бросился бежать. Почти на голову меньше Кондона, мужчина побежал по диагонали через улицу почти передо мной, однако я не видел его лица, скрытого опущенными полями темной фетровой шляпы.
У ворот появился кладбищенский сторож – видимо, его присутствие напугало мужчину в темном пальто
