– Вы правы. Но, откровенно говоря, этот ваш домик пока самое далекое место из всех, куда меня заносило.
Из бального зала до меня донеслось шарканье собачьих когтей по деревянному полу. Это была большая собака. Я повернулся и увидел, как в комнату вбежал датский дог со слюной, свисающей с розовой челюсти. Если бы у меня был пистолет, я бы пристрелил этого сукиного сына.
Однако пес притормозил и, проскользнув на лапах, остановился возле миссис Мак-Лин, затем опустился и свернулся на полу подле ее стула, а она опустила изящную ручку и принялась почесывать его за ушами и под ошейником, сверкающим искусственными бриллиантами.
– Это Майк, – сказала она. – Он датский дог.
– Я вижу, что не пудель.
– Мой пудель умер несколько лет назад, – рассеянно проговорила она. Потом с трудом улыбнулась. – Я очень скучаю по остальным своим животным. В городе я держу только Майка.
– Вот как.
– Обезьяна и лама находятся во Френдшипе. Попугай тоже.
– Во Френдшипе?
– Это семейное имение Мак-Линов. Сельское имение. Нед сейчас живет в нем.
– Ваш муж?
– Да. – Она попыталась улыбнуться, но лицо ее лишь исказилось гримасой. – Раньше на территории этого имения был монастырь, но я сомневаюсь, что Нед ведет монашескую жизнь. – Она вздохнула. – Сейчас я нахожусь в довольно затруднительном положении, мистер Геллер. Вы видите, что мы с Недом живем раздельно. Мы сейчас спорим с ним из-за того, что не можем решить, кто с кем разводится.
– Понятно, – сказал я.
– Развод меня не пугает, но дело в том, что он хочет оставить детей под своей опекой. А он очень болен, мистер Геллер. Он душевнобольной. К тому же алкоголик. Пусть эта маленькая потаскушка заберет его. Но мальчиков и Эвелин я ему не отдам.
– Эвелин? Вашу дочь тоже зовут Эвелин?
Она улыбнулась слабой, но гордой улыбкой;
– Да. Правда, раньше ее звали по-другому. При крещении мы нарекли ее Эмили, но несколько лет назад, когда у ее отца и у меня возникли маленькие проблемы, она восстала против своего имени и заявила, что должна иметь другое. Мое имя.
Она снова начала ласкать собаку. Большой коричневый зверь прижался к полу, его украшенный драгоценностями ошейник поднялся, словно обруч, наброшенный ему на шею.
– Миссис Мак-Лин, что вас побудило принять участие в деле Линдберга? Я знаю, что у вас репутация филантропки, но...
Она улыбнулась уголком рта и сделала неопределенный жест рукой, держащей сигарету, полный самоуничижения.
– Но кроме того, я глупая, пустая, стремящаяся к славе светская женщина, правильно, мистер Геллер? Обе оценки правильные. Однако моя озабоченность, мое сочувствие Линдбергам – важнее любых социальных соображений, искренних или эгоистичных. Понимаете, мистер Геллер, их ребенок к моменту этого преступления был самым знаменитым ребенком в мире. Когда-то и я была матерью ребенка, находящегося в таком же нерадостном положении. Впрочем, вы молоды и можете не помнить этого.
– Как ни странно, я помню, кажется. Вашего сына называли «миллиондолларовым ребенком», верно?
– Точнее «стомиллиондолларовым ребенком». Но я называла его Винсоном.
– Необычное имя.
– Так звали моего брата. Собственно, с этого все и началось, мистер Геллер. Мой брат умер в юном возрасте. Ему едва исполнилось семнадцать лет.
– Простите меня.
Она изогнула одну бровь фатальной дугой.
– Он погиб в автомобильной катастрофе. Правда, никто не был виноват в этом. Винсон любил быструю езду. В том году его любимой машиной была, кажется, «поуп толедо». У него была машина, которую он в один миг мог превратить из «родстера» с ковшеобразными сиденьями в солидный семейный автомобиль с большим крытым кузовом. Однажды он остановил машину, – она указала в сторону улицы и подъездной дороги, – ...убрал большой кузов, и когда дорожный полицейский, который преследовал его, заметил машину и подъехал, то почесал затылок и сказал, что готов поклясться, что именно за этой машиной он гнался, но у нее почему-то совершенно другой тип кузова.
Я вежливо улыбнулся.
Она усмехнулась, потом вздохнула.
– Мой красный «мерседес» Винсон любил не меньше. Он надевал защитные очки, садился в машину и выжимал из нее всю скорость, на которую она была способна. Я была с ним, когда... лопнула шина. Звук был похож на выстрел из пистолета. Мы ехали под уклон по направлению к Ханимэнз Хилл, впереди была река, и мы наехали прямо на перила моста. Я чуть не утонула. До сих пор хромаю... одна нога короче другой, – она покачала головой. – Он очень любил быструю езду.
Я не знал, что сказать, и поэтому промолчал.
Она посмотрела на меня своими синими грустными глазами.
– Поэтому я назвала моего первого сына Винсоном. Мне казалось, что благодаря этому мой брат как бы будет продолжать жить с нами. Мой Винсон родился в этом доме, и тут же все газеты окрестили его «стомиллиондолларовым ребенком». Даже наша собственная газета «Пост» называла его так.
Все это смутно было мне знакомо.
– У него случайно не было кроватки из чистого золота?
– Да никакое это не было чистое золото, – раздраженно проговорила она. – Ее подарил Винсону наш хороший друг, король Леопольд. Кажется, он был королем Бельгии.
– Ах, этот король Леопольд!
– Это был красивый и щедрый подарок, но золотым в нем было только покрытие... И все же газетчикам удалось превратить его в золотую колыбель баснословно богатого младенца. Тогда и начали приходить эти письма.
– Письма?
Она нетерпеливо помахала в воздухе рукой с сигаретой, от которой поднимался вьющийся дымок.
– Письма, телеграммы, даже анонимные телефонные звонки, хотя наш номер не был включен в телефонную книгу. Преступники желали получить «золотую кроватку» в качестве платы за то, что они не похитят моего ребенка.
– О-о!
Она покачала головой.
– Маленький Винсон не мог жить нормальной жизнью, его постоянно держали взаперти. Мы провели в ограде ток, вокруг дома патрулировали вооруженные охранники. Но, несмотря на все это, преступник сумел проскользнуть мимо охранников, поставил лестницу под окном детской – точно как в имении Линдбергов – и уже перерезал тяжелую металлическую сетку, когда нянька Винсона заметила его и закричала.
– Ваши люди поймали его?
– Нет. Они начали стрелять в воздух, и он убежал в темноту. Оставил лестницу и несколько следов, но выследить его по ним было невозможно. Так продолжалось несколько лет. На их угрозы похитить ребенка мы отвечали усилением охраны. Но в конце концов все кончилось.
– Как?
Она посмотрела в сторону улицы.
– Нас с Недом дома не было. Мы были в отъезде, на традиционных скачках в Луисвилле, штат Кентукки. Знаете, у меня было предчувствие... чувство, что должно произойти что-то страшное. Это такая особая чувствительность, правда, я не могу дать ей точное определение. Но время от времени у меня появляется чувство приближающейся смерти. Я решила, что это моя смерть близится, и в гостинице написала Винсону длинное письмо, где говорила, как сильно я его обожаю.
– И что случилось?
