Краем глаза я наблюдал за Беатрис, но она и бровью не повела в ответ на мои слова.
— Неужели? — промолвила Талия. — Даже если вас насилуют?
Изабелла чувствовала себя явно не в своей тарелке. Ей совершенно не нравилось, как разворачиваются события.
Я наклонился вперед.
— Талия... миссис Мэсси... я выступаю здесь в роли адвоката дьявола, ясно? Выискиваю слабые места, на которых обвинение просто закопает нас. Если у вас есть какие-то объяснения, кроме никудышных выпадов против меня — вроде коленного рефлекса, — я с радостью вас выслушаю.
Теперь вперед подалась нахмурившаяся Изабелла.
— Нат... ты немножко пережимаешь, тебе не кажется?
— Я учился не в обычной школе, — сказал я. — Я ходил в школу чикагского Вест-сайда, где ученики начальной школы носили ножи и пистолеты. Поэтому вам придется простить мне некоторый недостаток хороших манер... но когда вы попадаете в переделку, я оказываюсь именно тем тертым малым, который вам нужен. А вы, миссис Мэсси... Талия... вы попали в хорошенькую переделку, или уж, во всяком случае, ваш муж и ваша мать. Они могут получить от двадцати лет до пожизненного.
Наступила тишина, тишина, нарушаемая только доносившимся из соседнего холла чириканьем птиц в клетках и мягким, но неумолчным шумом прибоя.
Вперив в меня черные стекла своих очков Талия Мэсси сказала:
— Задавайте свои вопросы.
Я вздохнул, перевернул страницу.
— В течение нескольких часов, последовавших за изнасилованием, вы рассказали свою историю шесть раз и все время повторяли, что не смогли разглядеть номер автомобиля. Вы сказали это четырем разным полицейским, врачу и сестре.
Она пожала плечами.
— Затем, — продолжил я, — когда вы в седьмой раз излагали свои показания — в кабинете инспектора Макинтоша, — вы внезапно его вспомнили.
— Между прочим, — сказала она, вздернув подбородок, — я ошиблась на одну цифру.
— Номер машины Хораса Иды был 58-895, а вы сказали — 58-805. Почти точно. Однако ошибка на одну цифру делает ваши показания более правдоподобными. Но есть люди, которые говорят, что вы могли услышать этот номер в приемном покое больницы «Куинз».
— Неправда.
Я вздел брови.
— Радиофицированный полицейский автомобиль стоял как раз под окнами приемного покоя. Офицер полиции показал, что он слышал ориентировку на автомобиль под номером 58-895 как, возможно, связанный с нападением на вас, переданную трижды.
— Я ничего не слышала.
Я сел прямо.
— Вы ведь понимаете, что единственной причиной, по которой на самом деле разыскивалась эта машина, было небольшое дорожное столкновение и стычка, которые произошли в тот вечер несколько ранее и тоже были квалифицированы как нападение?
— Теперь я это знаю.
— Вы также сказали в ночь нападения, что, по-вашему, машина, в которую вас затащили, была старым «фордом», «доджем», а может быть, туристским «шевроле», с парусиновым верхом, старым истрепанным верхом, который при езде издавал хлопающий звук.
Она снова пожала плечами.
— Не помню, чтобы я это говорила. Знаю, что это всплыло на суде, но я этого не помню.
Выходит, память у нее все же не такая хорошая.
— Талия, машина Хораса Иды... на самом деле, это машина его сестры, насколько я помню... неважно, машина Иды — это «фаэтон» тысяча девятьсот двадцать девятого года выпуска, модель А. Новенький автомобиль, с абсолютно целым верхом. Тем не менее вы опознали его.
— Это был тот автомобиль. Или похожий на него. Я узнала, когда его увидела.
Прибыл завтрак, наша гейша сопровождала официанта, несшего красиво сервированный поднос. Талия слабо улыбнулась и спросила:
— Это все? Мы можем спокойно поесть?
— Разумеется, — ответил я.
Повисло несколько напряженное молчание, пока я поглощал яйца с беконом, а две девушки перебирали фрукты, в изобилии лежавшие на блюде — ананасы, виноград, папайю, фиги, хурму, бананы, нарезанную кубиками дыню и все остальное. Они тихонько беседовали, будто меня и не было за столом, обсудив, среди прочего, как поправляется после болезни отец Талии — майор — и как это мило, что отдыхающая в Испании мать миссис Фортескью прислала дочери телеграмму со словами поддержки.
— Бабушка написала, что настолько уверена в невиновности мамы, — сказала Талия, — что не видит смысла приезжать сюда.
Мы приступили ко второй чашке кофе, у Талии это была третья, когда я возобновил свои расспросы.
— Что вы можете сказать о лейтенанте Джимми Брэдфорде?
— А что вы хотите знать? — Талия держала свою чашку на аристократический манер — с оттопыренным мизинцем. — Он друг Томми. Возможно, лучший друг.
— Что он делал, бродя в ночь изнасилования поблизости от вашего дома пьяный и с расстегнутой ширинкой?
— Натан! — воскликнула Изабелла, глаза у нее расширились, в них сквозила боль.
— Полагаю, — сказала Талия, — что, выпив слишком много, он искал куст, чтобы облегчиться.
— Облегчиться каким образом?
— Нет смысла отвечать на этот вопрос.
— Тогда почему вы сказали ему, что все будет хорошо, перед тем как полицейские задержали его для допроса?
— Он оказался ни в чем не замешан, — сказала она. — За него поручился Томми. Томми был с ним весь вечер.
— Я не об этом вас спрашиваю.
— Нат, — вставила Изабелла, — ты меня расстраиваешь...
Расстраиваю. Таким образом богатые люди дают понять, что их достали.
Я обратился к Талии:
— Если вы не хотите отвечать на этот вопрос...
— Он друг, — сказала она. — Я ободряла его.
Ее только что избила и изнасиловала банда туземцев, а
— По-моему, этот очаровательный завтрак слишком затянулся, — сказала Талия, положив салфетку с колен на стол и отодвигая стул.
— Пожалуйста, не уходите, — попросил я. — Не раньше чем мы поговорим о самом уязвимом пункте.
— О каком же?
— О расхождении во времени.
Ее рот снова искривился.
— Никакого расхождения во времени нет.
— Боюсь, что есть. Действия пятерых насильников весьма надежно зафиксированы. Например, нам известно, что в тридцать семь минут пополуночи они оказались участниками дорожного происшествия и драки, что и сделало их подозреваемыми номер один.
— Я ушла из «Ала-Ваи Инн» в одиннадцать тридцать пять, мистер Геллер.
— Очень точное время. Вы посмотрели на свои часы?
— Я не ношу часов, но кто-то из моих друзей ушел, когда начался танец в одиннадцать тридцать, а я
