десятилетних мальчишек, которые в послевоенные годы вплоть до середины шестидесятых после третьего класса надевали суворовские погоны и попадали в казарму…
Спели одну песню, потом еще…
— Эх, хотя бы ради приличия чего-нибудь на стол, — сокрушенно вздохнул Борисов. — Ты все-таки гость…
— Ничего, Паша, переживем, — Алексей отставил баян. — Вернемся в Союз, тогда мы с тобой… Все вспомним…
Вышли из бункера. Вечерело. Солнце прямо на глазах уплывало за снежную вершину горы. До того она была высока, что все самолеты обходили стороной. Лишь один не свернул. В самый первый день. «Ил- семьдесят шестой». Махина о четырех турбинах, он врезался в эту гору. От сорока семи человек, находившихся на борту, мало что нашли. Альпинисты принесли в штаб несколько военных билетов, писем… Один командир экипажа остался цел — опознать можно было… В грузовой кабине находился бензозаправщик…
Прогуливаясь вдоль бункеров, Степанов и Борисов встретили худенькую средних лет женщину.
— Познакомьтесь с моим другом… — представил ей Алексея Павел. И гостю:
— Наш стоматолог…
«Господи, русская…» — подумал Степанов. Слабо пожал протянутую руку, боясь причинить боль — вдруг не рассчитает.
Они уже четыре месяца видели русских женщин только на экране в клубной палатке. А тут вот стоишь рядом и разговариваешь. Лицо у женщины было некрасивым. Но этого никто не замечал. Было приятно смотреть в ее серые глаза, вокруг которых уже начали собираться мелкие морщинки, слушать ровный тихий голос, говоривший по-русски…
Только солнце исчезло за вершиной горы, сразу начало темнеть. Одновременно похолодало. Попрощавшись с врачом, офицеры вернулись в бункер — завтра вылет. Чуть свет…
Лишь только начала рассеиваться ночная тьма, Степанов простился с гостеприимным однокашником и пошел к вертолетам. У машин собрались все летевшие в батальон. Экипажи были готовы к запуску двигателей. Поеживаясь от утренней прохлады, Алексей закурил, присев на большую авиационную бомбу. Она была оббита по периметру редкими деревянными планочками, такими, из которых обычно делают ящики для фруктов. В любом магазине их навалом… Солнце еще не успело выползти из-за горного хребта, и тот на востоке сиял причудливо изло-манной золотистой кромкой. Отцветающие тюльпаны, гуще, чем в Кабуле, усеявшие баграмский аэродром, еще не раскрылись навстречу ласковому теплу, которое через несколько часов перейдет в палящий зной. Солнце высушит росу на лепестках цветов, на нежно-зеленой верблюжьей колючке, и через несколько дней все обесцветится под безжалостными лучами.
— Слушай, друг… — к Степанову подсел штурман одного из экипажей, — покажи свои «кривые» пули…
У вертолетчиков были «акаэмы», а у десантников — «пять сорок пять» — со смещенным центром тяжести.
Алексей отстегнул магазин.
— Гм, — разочарованно произнес штурман, — какие же они кривые? Разве что калибром поменьше. А мы-то думали…
— … Что и летят зигзагами? — Просто при встрече с препятствием меняют траекторию. Вот и все.
Офицеры разговорились. Они оказались почти земляками. Вертолетчик, вдруг о чем-то вспомнив, спохватился:
— Старлей! Ты же летишь в воюющий батальон. Достань мне хороший карабин — будешь лучшим другом. Я же oxoтник. Поеду к тестю в Сибирь — на медведя… Милое дело.
— Да брось ты. Наживешь неприятностей — незаконный провоз оружия через границу…
— Не волнуйся. Я в вертолете знаю такие места… Никто не сунется. Зато ты будешь моим лучшим другом. Спирт — пожалуйста… В любое время.
— Нет. По мне тюрьма еще не плачет… Я хочу спать по ночам спокойно. Не вздрагивать от каждого звонка в квартиру… Если вернусь, конечно…
— Как хочешь, — обиженно проговорил собеседник и сразу потерял всякий интерес к Алексею.
Вскоре взлетели. На аэродроме присоединились еще прапорщик и сержант. Из десантно-штурмовой бригады. У первого с боку висел на ремешке пистолет Стечкина. Степанов попросил посмотретъ. Двадцатизарядный, бьет и одиночными, и очередями. Деревянный кобур можно использовать как приклад.
— Вещь! — с гордостью сказал пропорщик.
— Этот надежнее, — Алексей, взяв за цевье автотмат, положил его поудобнее на колени. — А для ближнего боя и «пээм» неплох. Надо только уметь стрелять.
Потом разговорился с сержантом. Тот оказался санинструктором. Оба прильнули к иллюминатору, отпуская время от времени короткие замечания по поводу увиденного внизу. Вертолет шел на большой высоте. Видны были заснеженные вершины, лепившиеся у дорог и речек кишлаки. В основном преобладали два цвета — белый и серый. Снег и безжизненные горы. И лишь кишлаки выделялись среди этого однообразия зелеными островками полей и садов. Словно оазисы в пустыне. Только не в песчаной, а каменной.
Через полчаса снизились. Здесь уже местность больше радовала глаз — за бортом проплывали зеленые апельсиновые рощи, блестела вода в apыкаx, изрезавших вдоль и поперек поля, мелькали строения. Степанов ни разу не был в доме у афганцев. А тут увидел сверху большой двор, наглухо огороженный с четырех сторон высоким и толстым глинобитным дувалом. До земли оставалось метров двести. По двору шла афганка. Глянув на вертолет, остановилась и, присев на корточки, накинула на себя паранджу. Алексей повернул голову до боли в шее в сторону уплывающего за бортом дома. Успел заметить: женщина, дождавшись, когда винтокрылая машина стала удаляться, опять откинула за голову паранджу и пошла по своим делам.
— Забитость… Даже вертолету боятся показать лицо, — прокричал на ухо санинструктор.
Степанов ничего не ответил. В знак согласия лишь кивнул головой.
Приземлились на аэродроме. Здесь было значительно теплее, чем в Кабуле и Баграме: поднялось солнце. Да и не только поэтому. Зона субтропиков — вечно зеленые рощи, несколько урожаев в год овощей… Джелалабад всегда был лакомым куском. Не зря в этой провинции шли такие жестокие схватки и тогда, и после.
Не успели остановиться винты, как подошли офицеры-афганцы. Первый и единственный вопрос, услышанный Алексеем, был таким:
— Водка есть?
— Нет, нет, — закрутили отрицательно головами прилетевшие.
Афганцы сразу же отошли.
— Вот тебе и коран, — сказал связист капитан Мясников, — жрут нашу водку, только дай…
— Еще какие любители, — поддержал зампотылу.
Он собирался идти к зданию аэропорта искать машину. Но тут подъехала «шестьдесят шестая». Договорившись с водителем, майор дал команду на разгрузку.
Вертолетчики, Степанов и Мясников присели в сторонке.
— Сейчас назад с афганцами, — уныло проговорил штурман. — Такой народ… Не знаешь, чего и ожидать…
— Все может быть, — согласился Мясников.
— Летите с нами обратно, — пошутил командир корабля. — С вами надежнее…
— Мы бы не прочь и дальше Кабула, в Союз… — сказал Алексей.
— Ребятки, родные вы наши, да хоть сейчас, пусть только прикажут. У самих все это вот уже где… — и командир резанул ребром ладони по горлу.
— Ладно, счастливо долететь, мужики. Нам пора, — Мясников, видя, что разгрузка подходит к концу, поднялся и протянул руку штурману, сидевшему рядом.
