поддерживался порядок неугомонными стараниями жены пожилого прапорщика с четвертого этажа, буквально помешанной на чистоте, словно наяву увидел такую знакомую дверь… Только нажми на кнопку, и она распахнется. Нет, лучше ключом… Его взял с собой, чтобы однажды вернуться и открыть дверь. Когда это будет? Вернется ли?..
Все черные мысли погнал прочь.
Вечером к Ивановскому опять пришли посланцы от афганского комбата. На сей раз с приглашением к ужину.
— Туманов, черт возьми — выругался майор. — Кто мой боевой заместитель? — Ты. Замполит. Комиссар. Иди сам к ним, проводи партполитработу. Возьми с собой переводчика и старшего лейтенанта. А ты, — обращаясь к Мясникову, — хочешь? Сходи, время убьешь до прихода вертолетов. Но меня увольте. Я азиатское гостеприимство знаю, служил в Фергане…
— Пойдем, всю жизнь потом будешь рассказывать, — подмигнул Степанову Туманов, — а то вдруг выведут скоро… Когда еще такой случай представится?
— Эдуардыч, а они собакой не накормят? — осторожно полюбопытствовал Алексей. — Мы ведь уже поужинали с тобой…
— Идем-идем! Не боись. Собака, если хорошо приготовлена, тоже ничего…
— Слушай, ты это брось…
— Да я пошутил, Леш-Саныч. Проведешь ужин на международном уровне со мной, переводчиком и другими официальными лицами…
— Пойдем…
Афганские офицеры жили лучше, чем их советские коллеги. Штаб батальона как раз расположился в том доме у самого обрыва, на плоской крыше которого стоял ДШК — станковый крупнокалиберный пулемет. С большущим набалдашником на конце ствола. Степанову доводилось стрелять из такого не раз. Зимой бил по горам с брони самоходки. Даже за тысячу метров видел невооруженным глазом черные строчки, оставленные очередями на белом снегу. Было заметно, как в разные стороны летели брызги серых осколков камней. Машина!..
За грубо сколоченным столом из потемневшего от времени дерева сидел майор — командир афганского батальона. Это был высокий крепкий человек лет сорока с пышными и темными, как смоль, усами и точно такой же шевелюрой. Он поднялся и тепло поприветствовал пришедших советских офицеров. После традиционных рукопожатий расселись за столом. Майор что-то крикнул, обернувшись к закрытой двери, ведущей на другую половину дома. На его зов оттуда сразу же вышли несколько афганцев — командиры рот и взводов. Хозяин поочередно представил их гостям, тоже усадив за стол. Многие офицеры были примерно одного возраста со Степановым. Но почему-то никто из них в послед-ствии не запомнился. Один лишь майор ярко запечатлелся в памяти.
Он радушно угощал русских. Рассказывал о том, что раньше в батальоне было много дезертиров, так как мало платили жалованья, плохо кормили, одевали кое-как. Сейчас вроде бы лучше. Но случаи дезертирства нередки — граница рядом. Сетовал хозяин и на угощение — в следующий раз, дескать, ужин будет обязательно с курицей и водкой.
«Поди ж ты, — усмехнулся про себя Алексей, — «с курицей и водкой»… С русской водкой…»
Он осмотрел стол. Здесь были навалены лепешки, зеленый лук, редис. На газете насыпан маленькой горкой сахар. И он, и ложки предназначались для гостей. Афганцы пьют зеленый чай без сахара.
Комбат отдал приказание молодому офицеру. Тот вышел из дома и появился с двумя солдатами, которых Степанов уже видел у Ивановского. «Повара, наверное», — догадался. Солдаты быстро разложили ложки, принесли пиалы и стаканы для чая. Затем перед каждым поставили жаркое на круглых металлических подносах. Все это происходило за оживленным разговором, который в основном вел хозяин с советскими офицерами через переводчика.
Когда поставили подносы, Мясников не заставил себя долго упрашивать. Взялся за ложку и ел с таким завидным аппетитом, что Алексей даже удивился: «И не боится, бродяга!» Сам он только осторожно попробовал один кусочек. Мясо, политое каким-то соусом, оказалось довольно-таки вкусным. Баранина это была, говядина или еще что — определить не мог. Ясно одно: не свинина. Но такое жe мягкое и нежное.
Зачерпнув еще пару ложек, старший лейтенант попытался отодвинуть жаркое. Но хозяин, зорко наблюдавший за гостями, сразу запротестовал. Он взял кусок мяса со своего блюда и положил его на поднос Степанова. То же самое проделал и в отношении Мясникова, Туманова, переводчика.
Это уже было слишком. Алексей отрицательно закачал головой, дескать, хватит, сыт по горло. А про себя подумал словами Ивановского:
«У меня тоже красивая молодая жена…»
«Почему он не ест»? — спросил у переводчика комбат. Тот объяснил: офицер накануне не знал о приглашении и успел поужинать, да и вообще, видите, какой худощавый и стройный — соблюдает диету, чтобы быть в спортивной форме.
Ответ удовлетворил афганского майора. Он встал из-за стола, по-дружески потрепал Алексея по плечу, пожал ему руку и начал объяснять, что сам любит спорт, особенно стрельбу. «Можно было бы посоревноваться, — подумал старший лейтенант, — на «пээме» посложнее, но там бы я наверняка мог обойти на кривой». Степанов был «пистолетчиком». Имел первый разряд по стрельбе. Но промолчал: не хватало еще пальбу затеять…
Затем подали зеленый чай. Советские офицеры в знак солидарности с коллегами пили его тоже без сахара. Разговаривали больше о том, «как у нас» и «как у них»… Степанову вспомнился анекдот, который стал ходить по Витебску, лишь только узнали, что дивизия вошла в Афганистан. Встретились русский и афганский майоры. Крепко выпили. Афганский расчувствовался, расхвастался и повел шурави показывать свой гарем. Представил одну жену, вторую, третью… Вернулись на мужскую половину и опять выпили. Русский и говорит: «Мухаммад, красивые у тебя жены. Но больше всех мне понравилась та, что с серыми глазами». Афганец довольно закивал головой. Еще выпили и расстались. Идет русский к себе и напевает. Вдруг слышит, сзади догоняют. Обернулся и видит: бежит Мухаммад и что-то тащит за спиной. Подождал. А тот: «Иван, Иван!.. Тебе понравилась та, что с серыми глазами?» «Да», — отвечает шурави. «Ну, тогда возьми на память…» — и протягивает голову жены.
Вот и побывал Степанов в гостях у легендарного афганского майора. Только нет у того ни гарема, ни жены, ни водки. Есть крупнокалиберный пулемет, и тот на крыше…
Расстались тепло. Радушный хозяин приглашал в гости еще. Но следующей возможности побывать у него уже не представится. На войне загадывать наперед трудно…
Вечером улетел Мясников…
На следующий день до обеда устроили соревнования среди офицеров по стрельбе из пистолета. Степанов вышел, было, в призеры, но обошел Лозинский: та же суворовская закваска…
К исходу дня всех собрал Ивановский. Довел офицерам задачу, замысел выхода к перевалу и его подрыва. В то время вели боевые действия, если можно так сказать, — «полулегально». Идет в рейд парашютно-десантный батальон, а для прикрытия на броню сажают один — два взвода афганцев. Их хлебом не корми — дай проехаться на «шайтан-арбе». Маневр сводился к тому, что вроде бы воюет афганская армия, а советские войска тут не при чем. Они люди мирные, «ограниченные», разбивают в Кабуле газончики с цветочками, озеленяют домостроительный комбинат, охраняют самих себя… Как уже говорилось, Степанов потом не раз еще услышит: «Что вы там делали? Сидели, окопавшись, на аэродроме? Еще два оклада получали, да год службы считали вам за два…»
МОЖНО БУДЕТ возразить: потом даже за три, когда открыли Афганистан для печати. Но что означает такая кратность? Разве можно вернувшемуся жизнь посчитать за три жизни, а погибшему — смерть за три смерти? И та, и другая у каждого одна. Ими-тo в Афганистане и наделяла людей судьба. Разница лишь в том — кого чем…
Ивановский, проанализировав предыдущие рейды, напомнил, что в горах, если встретятся вооруженные люди, надо попытаться сначала вступить в переговоры. Может, удастся избежать лишних жертв. Полезь напролом — и даже лояльные к правительству жители окажут сопротивление. Это первое.
