самая странная вещь на свете. Кроме того, Джесси верит, что я уже воспользовался своим правом, пока она лежала в пьяном забытьи».
Вспомнив это, Джеймс едва не рассмеялся вслух.
Джесси положила ладони ему на грудь и ощутила быстрое биение сердца. У него на губах остался слабый вкус крыжовенного компота. Она никогда не думала испытать такое, хотя мечтала, гадала, изводилась вопросом, что почувствует, если Джеймс прильнет к ее губам. Но от прикосновения его языка девушка на минуту лишилась рассудка.
Джесси встала на носочки, обхватила его за шею и притянула к себе. Джеймс, не поднимая головы, рассмеялся:
– Легче, легче, у нас впереди сколько угодно времени.
– Неправда.
– Возможно, ты права.
Он, не оборачиваясь, протянул руку и умудрился захлопнуть дверь и повернуть ключ в скважине, а потом обнял Джесси и оказался лицом к столу.
Изумительная белая полотняная скатерть. И блюда, которые можно сдвинуть.
Джеймс подхватил Джесси на руки и, не переставая осыпать ее поцелуями, шагнул вперед и опустил ее на стол.
Джесси недоуменно, но заинтересованно уставилась на него:
– Джеймс, что мы собираемся делать?
– Вести себя не как лошади, а как люди.
Она немного встревожилась.
– Я лежу на столе, Джеймс. У моего локтя супница с «жюльеном».
Он отставил супницу и заодно блюдо с булочками.
– Так лучше. Теперь я передвину стул. Пусть твои ноги пока болтаются. Да, это то, что надо.
Он встал между ее раздвинутых ног, наклонился и снова поцеловал. Джесси немедленно обняла его и притянула ближе.
– Ляг немного ниже, – попросил он между короткими жаркими поцелуями. – И, сжав ее бедра, наполовину стянул со стола.
– О небо, это ужасно странно, Джеймс. Я чувствую себя...
Она не успела договорить. Джеймс прижался к ней, и Джесси бессильно уронила руки.
– Это я, Джесси. Нет, не уворачивайся. Привыкай ко мне. Лежи спокойно.
Он прижался теснее, впиваясь пальцами в ее бедра и слегка приподнимая их. Его опалило жаром. У Джеймса слегка дрожали руки от неудержимого желания касаться ее, ласкать, гладить, ощущать эту бархатистую кожу.
– Ты делал так вчера?
– Нет. Мы обедали не за столом, а на камне, и я даже не помню, что было вчера.
Джесси слегка выгнулась, и Джеймс застонал.
– Обхвати меня ногами за талию, Джесси, и не смотри так, словно я потерял рассудок. Верь мне. Вот так, скрести ноги у меня за спиной. А-а-а, как хорошо.
Он наклонился и снова начал покрывать ее поцелуями. К счастью, ее модное платье застегивалось спереди. Продолжая терзать ее губами и языком, он расстегнул каждую чертову крохотную пуговку. Проклятие, их, должно быть, не меньше двух сотен!
Потеряв терпение, Джеймс просто оторвал последние пуговицы и распахнул ворот платья.
«Мэгги нанесла очередной удар», – подумал он, потрясенный и невероятно возбужденный видом атласной сорочки персикового цвета, отделанной кокетливо порочными кружевами, не скрывавшими, а подчеркивавшими красоту безупречной кожи и грудей... грудей новой Джесси.
Рука Джеймса замерла в воздухе. Ее груди бурно вздымались и выглядели при этом так же соблазнительно, как глазурь на свадебном торте, испеченном Баджером к их венчанию. Джеймс легко коснулся кончиками пальцев левого холмика и, закрыв глаза, осторожно скользнул ладонью по теплой нежной плоти. Плоти Джесси. Нет, она, конечно, не всегда казалась такой прекрасной, опьяненной страстью и не всегда смотрела на него как на бога, появившегося из древней волшебной легенды, чтобы предъявить на нее права.
И неожиданно он увидел Джесси такой, какая она была много лет назад, в ту ночь, когда он пришел в шорную кладовую конюшни ее отца с бутылкой портвейна, чтобы отпраздновать очередную победу девушки.
Она сидела, скрестив ноги, на шатком стуле, одетая в совершенно непотребные старую рубашку и бриджи, в одних толстых черных носках, еще и с дырами на пятках, в чем он нисколько не сомневался. Потные волосы прилипли к голове и были туго заплетены в косу.
И тут она произнесла противным, ехидным голоском:
– Папа сказал, что я могу поприветствовать проигравшего. Здорово я сегодня побила вас, Джеймс?! Вы не смогли сосредоточиться во втором заезде, едва не свалились с бедной лошади, когда тот жокей пытался вас пнуть. Я ужасно смеялась и, конечно, поэтому выиграла.
Потом она встала, по-прежнему нахально улыбаясь:
– Я еще не раз побью вас, Джеймс. Такова уж ваша участь.
И она нарочито расхлябанной походкой задиристого мальчишки удалилась из комнаты под громогласный хохот отца, а Джеймс даже ответить ничего не мог, только жалел, что под рукой нет веревки и он не может связать паршивую соплячку и утопить в Патапко.
Он не заметил, как пальцы перестали ласкать упругую белую плоть.
Глава 20
– Джеймс? Что случилось? Я очень сильно стискиваю тебя ногами? Тебе больно?!
– О нет.
Она изо всех сил сдавила его.
– Это уж слишком, Джесси. Это чересчур. Да-да, чересчур... но не смей ослаблять объятия.
Она уперлась пятками ему в спину, прижав его к безумно соблазнительному телу. Он скользнул пальцами по персиковому атласу, почти такому же мягкому, как ее плоть.
– Раньше ты никогда не касался меня так. Ужасно интересно. Тебе нравится сорочка?
– Совсем не в твоем стиле, – пробормотал он, не сводя глаз со своих загорелых, мозолистых, загрубевших пальцев, нежно гладивших полные белоснежные полушария.
– Может, теперь она больше мне идет.
– Скорее, Мэгги пытается вылепить тебя по своему образу и подобию.
– Ее образу и подобию каждый позавидует. Я хотела бы, чтобы ей это удалось. Эта сорочка – ее свадебный подарок.
– Она всегда и безошибочно знает, как можно угодить. А теперь, Джесси, не вырывайся. Лежи спокойно. Как ты смеешь болтать о всяких пустяках, когда я ласкаю твои груди?
Джесси повернула голову, остановила взгляд на небольшой чаше с телячьими мозгами, запеченными в масле, и тихо призналась:
– Я боюсь.
– Так значит, боишься... Мне кажется, что, если я овладею тобой, это будет не чем иным, как инцестом. Ну и парочка же из нас! Проклятие!
– Что такое инцест?
– Кровосмешение. Шесть лет, Джесси. Шесть лет ты была для меня младшей сестричкой. Бесконечно выводила меня из себя. А я столько раз чувствовал потребность тебя защитить. Помнишь, как я дергал тебя за косичку и ерошил волосы? Конечно, иногда мне хотелось задать тебе трепку, но, к сожалению, так и не удалось. Даже когда ты лежала на мне в саду Бланчардов, я не думал о тебе как о женщине. Ты была просто Джесси, соплячка в бриджах, которая вечно путается под ногами.
– Я не твоя чертова сестра, Джеймс. И вчера ты даже не думал ни о каком инцесте.
– Нет, но сегодня все по-другому.
