Решено. Тони на цыпочках, стараясь не шуметь, вышла в прихожую, надела куртку и выскользнула во двор.
Небо очистилось. Полная луна поделила засыпанный снегом мир на глубокие черные провалы теней и искрящиеся серебром вершины.
Снова заиграли на гитаре. Кто-то пел старую народную песню «Четыре сотни миль», и эта меланхоличная мелодия как нельзя лучше отвечала настроению Тони.
Она пошла туда и вдруг увидела его. Он стоял один в тени огромной ели и смотрел на луну. Он почему-то не остался со всеми, а предпочел одиноко стоять в стороне.
Впрочем, он же руководитель. Еще днем Тони заметила: хотя он и возился вместе со всеми в снегу, от подопечных его все же отделяла невидимая черта, которую никому не дозволено было переступать.
Гаррет не пошевелился, когда она подошла сзади, и Тони поняла: он ждал.
— Я думала, вы там, поете со всеми, — сказала она.
— Что-то мне сегодня не поется.
— Что так?
Ей ужасно хотелось услышать, что он думает только о ней. Но он, конечно же, заговорил о другом:
— Мы завтра начинаем учиться снимать людей с крутого склона, а снег только что выпал, еще не слежался, и это создает дополнительные трудности.
— Это опасно?
— Нет, если я буду делать все как надо.
Естественно, он сделает все как надо.
— В принципе это полезно — тренироваться в неблагоприятных условиях. Когда действительно будет необходимо, парни будут знать, что делать. И девушки. То есть женщины.
Тони засмеялась.
— Вы сегодня такой вежливый.
Гаррет кивнул.
— А что вас привело сюда?
— Не могла уснуть.
Он пристально посмотрел ей в глаза, как будто прочел ее мысли и понял, что она думает только о нем.
— Это из-за мадам Йелтси, — поспешно начала объяснять Тони. — Она так громко храпит, что кажется, на дом вот-вот наедет товарный поезд.
Гаррет улыбнулся — то ли тому, что мадам Йелтси храпит, то ли тому, что он прочитал мысли Тони.
— Мне ужасно понравились ваши берлоги в снегу, — жизнерадостно проговорила она. Надо все время поддерживать разговор, никаких пауз, и не смотреть на его губы, не смотреть ему в глаза, которые сейчас совсем не такие, как днем, — серебрятся, как снег в лунном свете. — А в них действительно тепло?
— Вполне. Хотите посмотреть?
— Хочу.
Быть с ним — вот чего она хочет. В лесу, в берлоге, под елкой — неважно. Быть рядом с ним, пока они не расстанутся навсегда.
Ноги проваливались в глубокий снег, и Гаррет, не оборачиваясь, протянул ей руку. Ну да, конечно, здесь под снегом лед, скользко. Днем было проще, а сейчас ничего не видно.
Они уже миновали опасный участок, а он все не выпускал ее руку. Через шерстяную перчатку Тони чувствовала тепло его крепкой ладони. Вот как раз этого она и хотела. Весь день. А может, всю жизнь. Он и она, вместе, и больше никого. Как сейчас.
Издалека донеслись голоса, пели «Я и Бобби Макги». Тони на ходу незаметно для себя стала подпевать, то и дело сбиваясь с дыхания.
Гаррет с улыбкой обернулся.
— Неважная из меня певица, да?
— А вы сами как думаете?
— Думаю, неважная. Но я обожаю петь.
Он засмеялся и сжал ей руку. Тони осмотрелась — оказывается, они уже пришли.
— Куда пойдем? — спросила она.
— Давайте посмотрим укрытие, которое строили Фрей с Петти. — Гаррет тряхнул головой. — Кажется, они забыли все наставления и построили настоящий ледяной дворец.
Тони поискала глазами вход. Снежные укрытия делались по образцу эскимосских иглу: чтобы попасть внутрь, надо было пробраться через длинный тесный коридор в снегу. Тони протискивалась первая, Гаррет за ней. Нора была такая узкая, что Тони нервно хохотнула. Да еще темно хоть глаз выколи.
— Это главный лаз, — сказал Гаррет.
— Да уж, дворец. — Тони чувствовала, как сквозь брюки к ногам подбирается холод.
— Секундочку.
Вспыхнула спичка, Гаррет зажег свечу, которая стояла в маленькой нише в снегу.
— Я думала, будет как в сказке, — сказала Тони, осматриваясь. — Думала, все будет сверкать и переливаться, а тут так мрачно.
По стенам хижины тянулись длинные тени.
— Человек порой должен сам придумывать себе сказку.
— А здесь действительно можно провести ночь и не замерзнуть?
— Вполне. Вот, смотрите, в стене ниша, можно лечь. Не пройдет и десяти минут, как тут станет жарко от этой свечки.
— Очень мило, — сказала она. — Настоящее приключение для калифорнийской девушки. Ничего более далекого от жизни, которой я живу, просто не придумаешь.
— Ну и как же развлекаются калифорнийские девушки?
У него в глазах плясало пламя свечи, губы иронически скривились.
— Ну, не знаю…
— Гоняют на «БМВ»? Ходят на пляж?
— Нет, не угадали.
— Что, вы не ходите на пляж?
— Посмотрите на меня. — Как будто он не смотрит на нее во все глаза! — Я же обгораю. С моей кожей ходить на пляж? Полчаса, и я буду красная как рак.
— А «БМВ»? Я так и вижу, как вы мчитесь в спортивной машине с откинутым верхом и волосы развеваются на ветру.
— Фильмов вы насмотрелись, вот что. Открытые автомобили не для меня.
— Это почему же?
— Да все потому же — я обгораю на солнце. Я, конечно, ездила на такой машине, но у меня волосы так путаются, что потом их неделю не расчесать.
— Вы шутите?
— Какие шутки?
— Ну ладно. А на чем вы тогда ездите?
— На стареньком мамином седане. Там даже нет кондиционера, но я так к нему привязалась. Мадам Йелтси видеть его не может.
— Значит, вы иногда все-таки осмеливаетесь ей перечить.
— Что вы имеете в виду?
— Я хочу сказать, что вы с ней совершенно разные люди.
— Она мой шеф. Именно она поддержала меня в трудную минуту, когда рядом никого не было.
Наверное, Гаррет понял, что Тони готова обороняться, и круто сменил тему разговора:
— Вы так и не ответили на мой вопрос. Как вы развлекаетесь?
— Я вам покажусь скучной.
