Так почему она спросила:
— Какой у тебя сейчас мотоцикл?
Он просиял:
— «Харлей» 1964 года…
— Старый?
— А зачем новый? Ведь главное — ездить. Это был полицейский мотоцикл. Я чиню его, и он на ходу. Вот, смотри, у меня есть его фотография.
Он покопался в бумажнике, вывалил на стол кучу кредиток. Она не заметила никакой фотографии девушки и взглянула на фото мотоцикла, которое протянул ей Адам.
Это было настоящее произведение искусства — черный мотоцикл со сверкающими хромированными деталями. На фото был только мотоцикл, ничего и никого более.
Значит, та девушка не катается с ним. Она протянула ему фото и смотрела, как он пытается запихнуть все обратно в бумажник.
Они выпили кофе, самое время вежливо распрощаться. Действительно, самое время.
— Как твой отец, Адам?
— Он снова женился вскоре после того, как я уговорил его переехать со мной на восток.
— Правда? Я рада за вас!.. — Как отчетливо она помнила высокого, красивого мужчину — отца Адама. — Я помню, твой отец очень переживал, — сказала она мягко.
— Он любил маму. Я думал, он никогда не перестанет тосковать по ней. Воспитывать ребенка после ее смерти оказалось очень тяжело, особенно такого беспокойного, как я.
— Ты никогда не рассказывал о маме.
— Я не перестану помнить и любить ее.
Она удивленно посмотрела на него. Грустить было несвойственно Адаму Риду. Но, может, грусть — то, во что трансформировалась его необузданность? Оказывается, она не все знала об Адаме. Какие-то глубины были тайной для нее.
«Таковыми и останутся», — сказала она себе жестко.
— А твой отец счастлив? Он, наверное, ведет сейчас уединенную жизнь.
Адам рассмеялся:
— Он женился на Ханне Олдсмит.
Она покачала головой. Это имя ей ничего не говорило.
— Большие деньги. Одна из богатейших женщин в Онтарио. Может быть, даже в Канаде.
У отца Адама была всегда черта, свойственная и самому Адаму. Чувство собственного достоинства. То, как он держал себя, заставляло забыть о машинном масле, въевшемся в его руки.
— Это ты их познакомил?
— Нет, он ремонтировал ее машины. Ты знаешь папу. Его никогда особо не привлекали деньги. А для нее это важно. Она просто преследовала его. Я не понимаю, почему он так долго бегал от своего счастья. Я только что получил от него открытку. Они колесят в фургончике по Северной Америке.
— Мне всегда нравился твой папа. Он такой добрый и приветливый. Я рада, что он счастлив.
— Я тоже. Ну как, мы идем?
— Идем? — спросила она подозрительно. — Куда идем?
— Кататься!
— На мотоцикле?! — спросила она удивленно.
— На велосипеде. Ну раз уж я пришел…
— Адам, ты что, впал в детство? Тебе так хочется заниматься всеми этими странными делами. Ролики, велосипед…
— Воздушные змеи, — добавил он.
— В любом случае ты знаешь, что я не могу.
— А если бы могла?
Она улыбнулась. Странный вопрос. Да, если бы она могла, она каталась бы с ним на велосипеде. И даже, может, пускала бы змеев. И полетела бы с ним на Луну.
— Виктория, где ты?
— Это мама, — сказала она и отозвалась: — Я здесь, в саду…
Мама прошла через заднюю дверь, увидела Адама.
— Ой, простите, — сказала она, — я не знала… — А потом остановилась, пораженная. Губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Ее мама всегда любила Адама, как собственного сына. — Адам… — сказала она тихо, прерывающимся голосом и улыбнулась. — Господи, каким красавцем ты стал! Подойди ко мне!
Он послушно встал. Он терпеливо стоял, пока она смотрела на него, а затем приподнял ее и покружил, а она смеялась, как девочка.
— Вы до сих пор печете лучшее в Калгари шоколадное печенье? — спросил он, глядя на нее радостно и ласково.
— Да, мои внуки по крайней мере так утверждают. Расскажи мне все. Ты женат? У тебя дети? Что ты здесь делаешь? На сколько при… — она остановилась на полуслове. — Ой, не могу задерживаться, у меня встреча. А хотя ладно, можно отменить…
— Мама! — умоляюще сказала Тори.
Мама посмотрела на нее, затем снова на Адама, улыбнулась:
— Ну конечно, я не буду отменять. Вам двоим столько нужно обсудить!
Тори в ужасе посмотрела на мать. Она вовсе не имела в виду, что они хотят остаться вдвоем. Просто хотела, чтобы мама прекратила допрос.
— Адам, ты будешь здесь завтра вечером?
Тори покосилась на Адама и почувствовала что-то вроде облегчения, когда он ответил, что будет.
— Может быть, поужинаешь с нами? Ну, пожалуйста! О, Фрэнк будет очень рад! Вы не будете возражать, если я приглашу Митчеллов? Они будут просто на седьмом небе от счастья, когда увидят тебя!
Митчеллы — родители Марка. Она видела, что Адам колеблется, затем он улыбнулся и сказал, что с удовольствием примет ее предложение.
— Тори, приходи и ты, — вдруг добавила мама, как будто это только что пришло ей в голову. — Ну ладно, мне нужно бежать. Я просто зашла отдать тебе эту бегонию. Кстати, что это за вещица припаркована около дома?
— Какая вещица? — спросила Тори.
— Это моя вещица, — сказал Адам.
— Какая вещица? — снова спросила Тори.
— Ты поранила колено, детка? — Мама заметила лед, который Тори держала на ноге. — Как это у тебя получилось?
— Ммм, каталась на коньках…
— На чем?!
— На роликах, мама.
— На роликах!.. — радостно сказала ее мать. Она кинула взгляд на Адама. — Признавайся, ты имеешь к этому отношение?
— Да, мэм, имею.
— Гм, — произнесла мама. Она глянула на часы, вскрикнула, что опаздывает, помахала на прощание и убежала.
— Ей дела нет до моей коленки, — сказала Тори, глядя ей вслед. — Так что там перед домом? Какой- нибудь старый мотоцикл?
— Там обычный велосипед, но с педалями на двоих.
— Адам, чего ты хочешь?
Он вздохнул:
— Я даже не знаю, Тори. Просто давай покатаемся на велосипеде вместе, ладно?
