за его плеча и чувствовать, как ветер дует в лицо и треплет волосы.
Дэниел вышел из дома со своим братом. Парень был немногим старше Дэниела и очень на него похож — такой же беззаботный и растрепанный.
Она видела, как он смотрит на Адама, и догадалась, что парень уже давно заметил его. И на этом лице, казалось таком безразличном, она видела симпатию и уважение.
В Адаме всегда это было. То, что ломало барьеры, которые не могли разбить другие.
Адам и брат Дэниела теперь увлеченно разговаривали о карбюраторе и распределительном вале. Они рассматривали мотоцикл, Адам что-то советовал, предлагал. Все это было похоже на встречу старых друзей.
Она все переживала, что согласилась прокатиться с ним. И что они с Адамом посягнули на область чувств, гораздо более опасную, чем ее смех, о котором просил Марк. Они снова возвращаются туда, где прошла их беззаботная юность.
Чувственность играла огромную роль в тех давних поездках. Огромную.
Она должна отказаться! Но она не может…
Дэниел вынес ей куртку и шлем.
— Это вам, — сказал он.
На черной кожаной куртке сзади был нарисован череп с перекрещенными костями. Судя по всему, он не был парнем, который легко расстается с любимыми вещами, а курткой он, безусловно, дорожил.
«Может быть, — думала она, глядя на его развалюху-дом, — эти куртка и шлем — самое ценное, что у него есть».
Она была так тронута его щедростью, что не смогла отказаться от даров. Дэниел помог надеть ей куртку, показывая себя джентльменом, и снова она была тронута. Она сунула руки в рукава. Дэниел был не намного крупнее ее, хотя казался таким. Она надела тяжелый шлем и застегнула его под подбородком.
Адаму тоже одолжили куртку — тоже из черной кожи, но без рисунка. Когда он надел ее, Тори показалось, что он снова превратился в того безрассудного и замечательного мальчишку из ее юности. Он улыбнулся ей, и она почувствовала, как земля поплыла из-под ног.
Он сел на мотоцикл и оглянулся через плечо. Она села сзади.
Он ударил ногой по педали, и мотоцикл ожил, взревел. Они плавно выехали со двора на улицу.
Она собиралась держаться за все что угодно, только не за него. Но мотоцикл качнулся, и она вцепилась в его куртку. И снова все стало хорошо. Ощущение, как будто она дома.
Где-то там, в ее доме, на столе лежали цветы, которые нужно было разложить сушиться, ее ждали и другие срочные дела, а она между тем собиралась ехать в свое прошлое с Адамом Ридом.
И снова у нее возникло чувство: ничто не может предотвратить того, что должно быть.
Они остановились на перекрестке.
— Ты знаешь, — крикнул Адам, стараясь перекричать шум мотора, — эта куртка на ком угодно выглядела бы отвратительно, но не на тебе!
— Она и на мне выглядит отвратительно!
Он рассмеялся.
— Нет!
— Да, ну и как же она на мне?
— Сексуально!
Она думала, что плохо его расслышала.
— Извини, как?..
— Не говори «извини», когда едешь на «харлее»! Нужно говорить «ха!».
— Ну хорошо! Ха, что ты сказал?
— Я забыл.
Но она знала, что он не забыл. И знала, что расслышала правильно. И тут же почувствовала, как по спине побежали мурашки.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Адам, ты едешь слишком быстро! Ада-а-а-ам!!!
Она смеялась.
Он чувствовал себя почти в раю в эти мгновения.
Мощная машина, которая слушалась его. Мягкая дорога. Чудесный день. И Тори, которая обнимала его.
Ему нравилось, как она ехала с ним, перенося свой вес туда, куда он переносил свой, наклоняясь при поворотах, безошибочно держа равновесие. Из-за шлемов, рева мотора и свиста ветра в ушах было сложно общаться, да и зачем — слов здесь не нужно. Он почувствовал тот самый момент, когда она, сидя за ним, начала расслабляться и когда расслабление перешло в удовольствие. Теперь он знал, что она рада и что она понимает его.
Может Сыть, между ним и Тори слова вообще были абсолютно лишними?
Путь к озеру Сильван пролегал через сельскую местность — мимо ферм южной Альберты. Они проносились мимо красных сараев, жирных коров и холмов с молодой и сверкающей на солнце зеленью.
Когда он увидел указатель на озеро, ему захотелось проехать мимо и мчаться так вечно. Попрощаться с тем миром, который он знал. Торонто. Офис. Рутина. Работа.
Ехать туда, куда ведет эта дорога. Вечно.
Глупое слово. Потому что само слово существовало, а то, что оно обозначало, — нет. Нет ничего вечного. Может быть, кроме земли. А если вдуматься, то и она совсем не вечна.
Но он опять сбился с мысли, его способность рассуждать о чем бы то ни было почти пропала, он весь отдался чувству. Потому что ее руки, обнимавшие его, говорили, что все возможно. Даже вечность.
Он свернул на другую трассу, и она привела их как раз к дороге на озеро — главной дороге, пролегавшей через городок у озера Сильван.
На небе не было ни облачка, мотоцикл сверкал на солнце так, что болели глаза. Он снизил скорость, и теперь они почти ползли мимо таких знакомых домиков.
Торговый район, который тянулся вдоль пляжа, изменился — появились новые здания, стало больше зелени.
Тори толкнула Адама в спину, когда он собирался проехать мимо кафе-мороженого. Он остановился и заглушил двигатель.
— Как ты можешь не остановиться поесть мороженого в месте, называемом «Миссис Му»? — спросила она.
— Кажется, здесь была бензоколонка, а?
Она стащила шлем и потрясла головой.
В отличие от прелестных женщин из телереклам, которые легко стаскивали шлемы и встряхивали своими великолепными волосами, ее волосы после шлема оказались не такими уж привлекательными. Тори потрясла головой, но из словно прилизанных волос выбились лишь две или три прядки.
Она выглядела как маленькое чучело, но даже такая она была невероятно привлекательной — в этой несуразной куртке с черепом на спине и с потными, приглаженными к голове волосами.
— Все-таки здесь была бензоколонка. А ты иди выбирай мороженое.
Он знал, что она будет тщательно рассматривать каждый сорт. Может быть, даже охать и ахать по поводу наиболее экзотических. А потом выберет «Грецкий орех».
Он снял свой шлем, встряхнул головой и вошел за ней в дверь. Эта куртка действительно преобразила ее. Она была похожа на ангела, который надел дьявольские одежды.
Это было необыкновенно соблазнительно. Эротично — может, это слишком громко сказано, но недалеко от истины.
Он смотрел, как она изучает мороженое, почти уткнувшись носом в стекло длинного холодильника.
