каким мыслящая душа увлекает за своим порывом телесный груз.
А одуревший Межеумович влекся от одного оратора к другому. То ему хотелось стать девственником, то богом, то просадить в рулетку миллион.
— Подобно тому как мысль, даже и не облеченная в звук, — поддержал Симмия Кебет, — возбуждает движение, так с полной убедительностью, как мне кажется, могли бы мы предположить, что ум следует водительству более высокого ума и душа — более божественной души, воздействующих на них извне тем соприкасанием, какое имеет слово со словом или свет со своим отблеском.
Тут уж более высокие умы кандидатов взялись за дело по настоящему, поскольку обладали душами чисто божественными.
— Я сделаю вас счастливыми! — подмасливался четвертый кандидат. — Каждому по свободе, равенству и братству!
— Омоем свой последний сапог во всех морях и океанах сразу! — взывал пятый.
— В сущности, — сказал Симмий, — мы воспринимаем мысли друг друга через посредство голоса и слов, как бы на ощупь в темноте. А мысли даймония сияют своим светом тому, кто может видеть и не нуждается в речах и именах, пользуясь которыми как символами в своем взаимном общении, люди видят образы и подобия мыслей, но самих мыслей не познают — за исключением тех людей, которым присущ какой-то особый, божественный свет, как Сократу.
Кебет немедленно согласился с Симмием и даже начал развивать мысль еще дальше, но толпа уже оттерла меня от них, так что я больше не слышал, что говорили начинающие философы. Похоже, они не воспринимали ничего вокруг, увлеченные разработкой важной темы.
А вокруг все бурлило, колобродило и силилось разродиться истиной.
Как я понял, на каждую выборную должность приходилось не менее десятка кандидатов. Количество же вакантных мест депутатов, а может быть, и мэров, губернаторов или даже президентов вообще не поддавалось исчислению.
Электорату предлагали: немедленное и всеобщее, но, правда, тайное счастье; благоденствие, купание в неге, роскоши и отравленных реках; снижение налогов; полную отмену налогов; повышение налогов на имущество и активы олигархов; возможность каждому стать олигархом; крышу от мафии; саму мафию как крышу; бесплатные прививки от сифилиса и инфляции; свободу слова и преступлений; коттеджи, дворцы и пастушьи хижины; жвачку, супердышащие памперсы и туалетную бумагу по демпинговым ценам; остановившиеся заводы, разрушенные фабрики, землю для личной или братской могилы; безудержное и непрерывное повышение пенсий и зарплат вплоть до прожиточного минимума; детские пособия бездетным и бесплатные презервативы многодетным; весну зимой, лето осенью; какие-то льготные тарифы и цены; то да сё и еще это в придачу…
Словом, я обалдел, пытаясь выбрать наилучшего кандидата.
Да и сам электорат словно с ума сошел. То ему хотелось одного, то совершенно другого, а то и всего сразу!
Межеумович метался, стараясь не прогадать, выспрашивал, задавал каверзные вопросы, мучился сомнением, начинал ликовать и тут же впадал в депрессию. Программа Самой передовой в мире партии его, похоже, не интересовала. Вернее, она ничем не отличалась от всех других. Попробуй выбери!
И тут на меня снизошел с небес критерий истины. Все посулы кандидатов достойны электората, а сами кандидаты — прекраснейшие люди. И чтобы никого не обидеть, надо голосовать за всех. Я уже мысленно проставил “птички” перед всеми фамилиями, как что-то изменилось.
Кто-то из кандидатов высказал мысль, до этого тщательно скрываемую всеми. Может, у него фантазии не хватило, а может, нервы сдали.
— Только я вас сделаю! — на весь Коммунистический проспект заявил он. — А все остальные кандидаты — дерьмо!
Что ту началось! Словно пробка из бочки с пивом выскочила.
Кандидаты прекратили раздавать посулы и занялись конструктивной критикой своих противников.
Этот оказался шизофреником, тот — давно разыскиваемым преступником! Один уже дважды обокрал электорат, другой по дешевке расфуговал почти все имущество Сибирских Афин, набив при этом свои карманы, третий растлевал малолетних, четвертый — старушек, пятый разыскивался Интерполом, шестой — мафией.
И через пять минут выяснилось, что более презренных и развращенных людей, чем кандидаты, Сибирские Афины еще не видели.
Электорат немедленно раскололся по числу кандидатов. Все остальные претенденты, несомненно, были ворами и преступниками, но его, единственный, справедливейший и честнейший, способный удовлетворить все чаяния народа, был вне сомнений и подозрений.
И тогда в ход пошли подметные письма, дубинки, оскорбительные листовки, неподкупные средства массовой информации, заказные убийства, жалобы и заявления в суды всех уровней, справедливое битье наиболее опасных конкурентов, поджоги и взрывы машин и коттеджей, ну а заодно и всего прочего, что попадалось под руку.
Электорат бессмысленно метался, кандидаты надрывались в криках и призывах, Коммунистический проспект превращался в улицу Коробовщиков. Кто-то начинал строить баррикады, кто-то уже поджигал их. Одни громили витрины, другие переворачивали автомобили, третьи интересовались только “мордами” своих противников.
Межеумович успевал делать все. Правда, и ему доставалось. Но за любую безумную идею он готов был отдать свою многострадальную жизнь без остатка. Но, к счастью, никто ее не брал.
Что же я наделал, проголосовав сразу за всех, казавшимися мне достойными, кандидатов?!
И тут на меня с небес снова снизошел критерий истины.
Ведь если я проголосовал за всех достойных кандидатов скопом, то мой бюллетень будет признан недействительным. И таким образом, я не поддержал ни одного из бессовестных претендентов.
