из-за нужды одни крадут, другие прорывают стены, иные похищают людей, а тираны бывают такие, что уничтожают целые семьи, казнят людей массами, часто даже целые города из-за денег обращают в рабство.
— Ну, это уж ты хватил, Антисфен, — сказал Критий.
— Мне их очень жаль, что у них такая тяжелая болезнь: мне кажется, с ними происходит что-то похожее на то, как если бы человек ел много, но никогда не был сыт. А у меня столько всего, что сам я насилу нахожу это. Но все-таки у меня в барышах остается, что, евши, я дохожу до того, что не бываю голоден, пивши до того, что не чувствую жажды, одеваюсь так, что на дворе не мерзну нисколько не хуже такого богача, как Критий…
— Смотря, какая зима нынче будет, — вставил Критий.
— … а когда бываю дома, то очень теплыми хитонами кажутся мне стены, очень теплыми плащами — крыши…
— Смотря, как городская система отопления выдержит эту зиму, — снова вставил Критий.
А Алкивиад сказал:
— У меня вот своя котельная с порядочным запасом мазута.
— Постелью я настолько доволен, что трудно бывает даже разбудить меня.
— Это-то и я испытываю, — сознался Алкивиад.
— А когда тело мое почувствует потребность в наслаждении любовью, я так бываю доволен тем, что есть, что женщины, к которым я обращаюсь, принимают меня с восторгом, поскольку никто другой не хочет иметь с ними дела.
— А ведь говорил, что предпочитаешь безумие наслаждению с женщинами, — заметил Алкивиад.
Антисфен не обратил на его реплику внимания и продолжал свою речь, похожую на предвыборное выступление.
— И все это кажется мне таким приятным, что испытывать большее наслаждения при исполнении каждого такого акта я и не желал бы, а напротив, меньше: до такой степени некоторые из них кажутся мне приятнее, чем это полезнее.
— Тут, похоже, Антисфен, ты спелся с Аристиппом, — сказал Сократ.
— Но самым драгоценным благом в моем богатстве я считаю вот что: если отняли бы у меня и то, что теперь есть, ни одно занятие, как я вижу, не оказалось бы настолько плохим, чтобы не могло доставлять мне пропитание в достаточном количестве.
— Ты бы и бутылки собирал, — словно, попрекнул его Критий.
— Можно и бутылки, а можно и амфоры… А когда мне захочется побаловать себя, я не покупаю на рынке дорогих продуктов, потому что начетисто, а достаю их из кладовой своей души. И гораздо более способствует удовольствию, когда подносишь ко рту пищу, дождавшись аппетита, чем когда употребляешь дорогие продукты, как, например, у тебя, Критий, на симпосии, когда я пью фаосское вино, не чувствуя жажды, а только потому, что оно попалось мне под руку.
— Чем это тебе не понравились мои пиры?! — возмутился Критий.
— Несомненно, и гораздо честнее должны быть люди, любящие дешевизну, чем дороговизну. Чем больше человеку хватает того, что есть, тем меньше он зарится на чужое.
— А ты докажи, что я зарюсь! — взвился Критий.
— Следует обратить внимание еще на то, — сказал Антисфен, вовсе и не обращая внимания на слова Крития, — что мое богатство делает человека более щедрым. Сократ, например, от которого я получил его, давал его мне без счета, без веса: сколько я мог унести с собою, столько он мне и давал. Я также теперь никому не отказываю: всем друзьям показываю изобилие богатства в моей душе и делюсь им со всяким.
— И все-таки, Антисфен, тщеславие действительно просвечивает сквозь дыры твоего плаща, — сказал Сократ.
Но Антисфен не обиделся на своего учителя.
— Далее, — сказал он, — видите, такая прелесть, как досуг, у меня всегда есть. Поэтому я могу смотреть, что стоит смотреть, слушать, что стоит слушать, и, чем я особенно дорожу, благодаря досугу проводить целые дни с Сократом, несмотря на то, что он иногда и высмеивает меня. Да и Сократ, мне кажется, не ценит людей, насчитывающих груды золота, а, кто ему нравится, с тем постоянно и проводит время.
После этого Сократ сказал:
— Итак, теперь, пожалуй, нам остается порассуждать о том, что каждый считает наиболее ценным.
— Не хотите ли выслушать меня первым? — спросил Критий. — Тогда как вы, насколько я понимаю, затруднились ответить на вопрос, зачем нужно богатство, я вам отвечу: богатство нужно, чтобы делать людей справедливее.
— Каким же это образом, дорогой Критий? — спросил Сократ.
— Я просто снабжаю их деньгами, клянусь Зевсом — Отцом и Зачинателем!
— Скажи-ка, Критий, где, по-твоему, люди хранят справедливость — в душе или в кошельке? — с издевкой спросил Антисфен.
— В душе, разумеется, — ответил Критий.
— А ты, значит, положив деньги в кошелек, делаешь души более справедливыми?
